Третий выстрел (Виленский) - страница 126

Вот такие мысли приходят в голову после рассказов моей Фанечки про боевую ее молодость. Ладно, Таня, хватит рефлексировать, это все коньяк. Я-то ладно, лишнего приняла, а как там моя подопечная? Не дай бог что случится, в жизни себе не прощу! Да не, вроде все в порядке, тихо сопит, присвистывает. Пойду варить ей кашу на завтрак. Да пожиже, чтобы желудок справился со вчерашними излишествами.

Только я поставила кастрюльку на огонь - зазвонил телефон. Самое время! Или каша пригорит, или Фаню разбудит, или и то, и другое. И не ответить нельзя - трезвонить же будет. Оказалось, Томер звонит, хочет поговорить с бабушкой. Святое дело. Пока они разговаривали, я овсянку бабуле приготовила (опять Фаня ругаться будет, она ж ее терпеть не может, тем более на воде, зато полезно! Пусть ругается, нечего была вчера коньяком бедную метапелет соблазнять). Налила ей кисель - она вспомнила, что был такой напиток в ее детстве, спросила, умею ли я готовить. Ну, что там уметь-то? Сделали, не впервой, Катьке без конца варила, очень она его любила. Но у нас было проще: был такой концентрат, который всего и надо-то было, что размять, горячей водой залить, прокипятить и чуть остудить. А я вчера разошлась по всем правилам: купила замороженные ягоды, крахмал, ну и понеслась. Вот, будьте любезны: и овсянка, и кисель.

Фаня, как и ожидалось, на кашку носик сморщила, губки поджала, но ничего не сказала. Похлебала киселя с удовольствием и только тогда сообщила:

- Томер просил тебя завтра к нему подъехать. Ему надо помочь с гардеробом, а Гила его за границей, в Италии. Ко мне Эден подъедет, посидит со мной, мы с ней в карты поиграем.

И хитро так смотрит, зараза, как я краской заливаюсь буквально с головы до ног. Она женщина опытная, понимает, что никакой там не гардероб. Видела же, как я на Томера смотрю, вот и ехидничает теперь, сводница старая. И что делать? Сказать “не пойду”? “Любовь и голуби” какие-то. Пойти? Так тут и так к русским женщинам относятся как к проституткам, в лучшем случае, как  к “честным давалкам”. Был в моей юности такой термин: девушка, которая не сильно разборчива в связях, но не за деньги, а по симпатии. Да уж, ситуация. Я неопределенно пожала плечами, что-то буркнула и отправилась на кухню, типа, посуду мыть. Ну и думать, естественно.

Хотя, что тут думать? Скромная учительница музыки и по совместительству метапелет-нелегалка Татьяна Константиновна принимает решение: думать нечего.  Надо пойти и резко дать понять, что “я не такая”... А что “не такая” - интересуется живая женщина Таня  Ты сама-то про этого Томера по ночам не думала? Нет? Не ворочалась, всякие картинки представляя? Не хотела, чтобы его Гила куда-то исчезла? Не умерла, нет, боже упаси! Просто аннигилировалась сама собой и все. Хотя, признаться, мысль про “умерла” иногда возникала, что уж тут отрицать. Представляла, Таня, как ты будешь засыпать у него на красивом мощном плече после… ну понятно, после чего? А потом, завернувшись в простынку, как та юная девица в Париже, откроешь окно и будешь мечтательно смотреть на улицу. Было? Было, Татьяна Константиновна. Себе-то не врите.