- Хорошо, Томер. Поедем, погуляем. Я только позвоню, скажу, что не приду.
- Звони, - На панельной доске сиял огнями цифр сотовый телефон. Томер, не снимая трубку, набрал номер, который я продиктовала, и только затем протянул аппарат мне. И я наврала Лехе. По-моему он понял, что я вру. Жаль, если обидела. Он парень хороший. Испортила я ему отгул посреди недели.
И поехали мы с Томером гулять. Выехали из Тель-Авива, помчались по широкому шоссе вдоль моря, доехали до красивого ручья, где плавали удивительно уродливые черепахи. Томер сказал, что это единственное место в мире, где водится такой вид. Важно проплыла то ли выдра, то ли нутрия, а черепахи по-хозяйски даже не пошевелились. Людей вокруг практически не было - будний же день. Так что, усевшись у ручья под каким-то кустом, мы с ним начали истово целоваться. И снова по позвоночнику бежали искры, и пульсировало внизу живота, я гладила его небритую щеку - ему идет небритость - он гладил меня по бедру, когда его губы спустились к моей шее, и меня стала бить чуть ли не судорога, я сама прошептала ему: “Да поехали уже куда-нибудь!”
Он снял номер в гостинице на набережной Тель-Авива, вот там-то все и произошло. Произошло на хрустящих простынях огромной кровати, на которых мы могли свободно метаться от края до края. Произошло на балконе высотного этажа, где я смотрела, как на море играют волны, а сзади на меня накатывали его волны, одна за другой. Произошло в душе, куда я пошла после первого раунда. И снова произошло в кровати. Единственного презерватива, заботливо положенного администрацией в прикроватную тумбочку нам, естественно, не хватило, так что пришлось проявлять смекалку и изобретательность, что мы оба и проявили неоднократно. И когда я, обессиленная до звона в ушах, скинула толстый махровый халат, набрала полную ванну с каким-то ароматным жидким мылом и плюхнулась туда всем своим не девичьим телом, то поняла, что погибла. Что нет у меня ни тени угрызений совести, мне не стыдно ни перед Лехой, ни, тем более, перед Гилой. Я им всем что-то обязана? Нет. Ну и все. Единственные, о ком я думала с легким чувством стыда - это Фаня и Эден. Они-то ни в чем не виноваты. Эден не должна страдать из-за того, что ее папа полюбил чужую тетю. А Фаня не должна страдать из-за того, что сиделка полюбила ее внука.
Полюбила? Да, конечно, себе-то не ври, Таня. Сегодня, здесь, я поняла, что влюбилась по уши с самой первой встречи, влюбилась в его голос, в его смущение, в его первоначальную неловкость, в его руки, в его губы, в его мужскую силу и нежность. Ну убейте меня теперь за то, что я его полюбила!