Третий выстрел (Виленский) - страница 60

 Вот за этой скромной трапезой и произошло историческое событие.

- Георгий! - начала неугомонная Дора. - Сегодня мы с Анной спорили по поводу террора. Ты, как эсер со стажем, что думаешь:   будет  ли сейчас эффективен  террор против большевистской верхушки?

Георгий, не торопясь, промокнул рот салфеткой (мне ее потом от жирных пятен отстирывать! Не отстираются! - с тоской подумала Фаня), закурил папиросу и, подумав немного, ответил:

- Террор н е нужен…. - Дора вздрогнула. - Но необходим непременно! И э то, дорогие мои сор атницы,  единственный выход, если мы хотим спасти революцию. А что, вас это пугает?

- Меня нет! - воскликнула Дора-Фейга.

- Меня пугает, - серьезно сказала Дина-Анна.

- Чем же, позвольте полюбопытствовать? - поинтересовался Георгий, ловко пуская колечки дыма.

- Тем, что большевики после покушений начнут в ответ такие репрессии, что нам и не снилось. Поверьте мне, царская каторга покажется санаторией по сравнению с тем, что будут творить  Ленин и Троцкий.

- И давно нас стал пугать эшафот? - серьезно спросил Георгий.

- Давно, - ответила Дина. - Меня - п осле того, как повесили моих ближайших подруг: Лиду Стуре и Лизу Лебедеву. Нашему товарищу Евстолии Рогозинниковой был 21 год, когда ее казнили. Всего 21! Катю Измайлович расстреляли в ее 23 года. Это не считая всех тех, кому сатрапы заменили смертную казнь на бессрочную каторгу. Фейга, - опять  она обратилась к Доре по имени, значит, волновалась. - Сколько тебе было, когда тебя приговорили к повешению?

- Семнадцать.

- А тебе, Фаня, сейчас сколько?

- Восемнадцать исполнилось. Три  месяца назад…

- Георгий, ты хочешь таких  детей под удар подстав ля ть?

- Кстати, Фанни, раз уж зашла об этом речь, а как вы относитесь к террору? - заинтересованно, словно в первый раз увидев, посмотрел на нее Георгий.

Фаня пожала плечами и важно сказала:

- Я считаю, что террор оправдан в качестве мести.

Разговоры каторжанок даром не прошли.

- Мести кому и за что?

- Тем, кто сидит в Кремле, за гибель наших товарищей. И за осуждение их на смерть.

- Фаня была подругой Блюмкина, - усмехнулась Дора.

- И Попова, - буркнула Дина.

Вот зараза! Зачем? Выходит, они все слышали? Стыдно-то как! Хотя, почему стыдно? Ч то опять за мещанские  рассуждения! Слышали и слышали, она имеет право отдаваться тому, кому хочет, тем более, боево му  товарищу. Ясно? И она, гордо вздернув подбородок, обвела взглядом сидящих за столом. Вот вам! Знайте!