– Я ведь знаю, как пригожие собой барышни любят, чтобы им расчесывали волосы, – говорит Рут. – Гляньте, какие у меня руки ловкие. Умею так расчесать волосы по всей длине, от макушки до пояса, чтоб легли гладенько-гладенько, чисто вода или шелк. – Собственные свои густо-черные волосы она прячет под чепцом, но изредка из-под него виден пробор, белый и прямой как кинжал.
Сегодня, когда она принялась меня расчесывать, из моих глаз полились слезы.
– Почему вы плачете? – удивилась Рут; я сказала, что щетка сильно дергает волосы. – Что за притча – плакать из-за такой ерунды! – рассмеялась она и стала расчесывать еще усерднее. Сказала, что проведет щеткой по волосам 100 раз, и велела мне считать.
Покончив наконец с делом, она подвела меня к зеркалу. Подняла руку над моей головой, и волосы с тихим потрескиванием взлетели к ладони. Тогда я перестала плакать, а Рут все стояла и смотрела на меня.
– Ну разве вы не красавица, мисс Доус? – сказала она. – Разве не выглядите настоящей юной леди, призванной услаждать мужской взгляд?
Я удалилась к себе, ибо внизу стоит страшная суета. С каждым днем, приближающим свадьбу сестры, к лихорадочным приготовлениям добавляется что-нибудь новое: вчера – белошвейки, позавчера – повара и парикмахеры. Видеть их всех уже не могу! Я сказала матери, что Эллис сделает мне мою обычную прическу и что все мои платья останутся серыми (пускай с юбками поу́же, ладно), а плащи черными. Само собой, мать бранится. Колет словами, что иглами. Если меня нет рядом, она отводит душу на Эллис или Вайгерс – и даже на Гулливере, Присциллином попугае. Честит на чем свет стоит бедную птицу, которая в совершенном расстройстве бьет своими подрезанными крыльями и пронзительно свистит.
А посреди всего этого восседает Прис, спокойная, как ялик в самом центре бури. Она твердо решила хранить безмятежное выражение лица, пока портрет не будет закончен. Говорит, мол, мистер Корнуоллис – художник очень правдивый, и она боится, как бы от переживаний вокруг глаз у нее не появились тени и морщинки, которые он будет вынужден запечатлеть на холсте.
Я предпочла бы проведать узниц Миллбанка, чем общаться с Присциллой сейчас. Предпочла бы поговорить с Эллен Пауэр, чем выслушивать беспрестанные попреки матери. Предпочла бы навестить Селину, чем ехать в Гарден-Корт к Хелен, которая тоже только и говорит что о предстоящем бракосочетании. Но в последнее время Селина от меня столь далека, что с равным успехом могла бы обитать на луне, холодная и прекрасная.
Во всяком случае, так мне казалось до нынешнего дня, когда я приехала в тюрьму и застала Селину и прочих женщин в чрезвычайном волнении.