Последние две недели мы почти не выходили из дому и целыми днями только и делали, что ждали вечера, когда в гостиной станет достаточно темно для духов. Я сразу сказала миссис Бринк, что не следует ждать появления матери каждый раз, что иногда она будет видеть одно только лицо или белую руку. Миссис Бринк говорит, что все понимает, но тем не менее с каждым вечером она приходит во все сильнейшее возбуждение. Она привлекает меня к себе и пылко восклицает: «Ах, подойди ко мне! Подойди ближе! Ты меня узнаёшь? Поцелуй же меня!»
Однако три дня назад, когда она наконец была поцелована, миссис Бринк истерически взвизгнула и схватилась за грудь, до смерти напугав меня. Когда я вышла к ней, в гостиную уже вбежала Рут и зажгла лампу.
– Ох, я ведь такое предвидела, – сказала Рут. – Она ждала столько лет, и это оказалось больше, чем она может вынести.
Миссис Бринк взяла у нее нюхательную соль и немного успокоилась.
– В следующий раз я не испугаюсь, – сказала она. – В следующий раз буду готова к такому. Только ты, Рут, будешь сидеть рядом. Если ты возьмешь меня за руку своей сильной рукой, мне не будет страшно.
Рут с готовностью согласилась. В тот вечер мы попыток не повторяли, но теперь, когда я выхожу к миссис Бринк, с ней рядом всегда сидит Рут и наблюдает.
– Ты видишь ее, Рут? Видишь мою маменьку? – спрашивает миссис Бринк, и она отвечает:
– Вижу, мэм. Вижу.
Но затем миссис Бринк, похоже, о ней забывает. Она берет свою мать за обе руки и спрашивает:
– Марджери хорошая?
– Хорошая, очень хорошая, – отвечает мать.
– А насколько хорошая? Она заслуживает 10 поцелуев или 20?
– Целых 30, – говорит мать, и тогда миссис Бринк закрывает глаза, а я наклоняюсь и целую их – только глаза и щеки, но никогда губы.
Получив свои 30 поцелуев, она вздыхает, обнимает меня и приникает головой к груди своей матери. Она сидит в такой позе с полчаса, пока газовая ткань на моей груди не намокает от пота, а потом говорит: «Теперь Марджери счастлива» или «Теперь Марджери совершенно удовлетворена». А Рут все это время сидит и смотрит. Но до меня не дотрагивается. Я предупредила, что дотрагиваться до духа нельзя никому, кроме миссис Бринк, ибо дух принадлежит ей одной и приходит единственно к ней. Рут только смотрит и смотрит своими черными глазами.
Когда я вновь полностью становлюсь собой, она идет со мной в мою комнату и снимает с меня платье. Она говорит, мол, даже не думайте раздеваться и одеваться самостоятельно: даме такое совсем не пристало. Аккуратно расправив платье и повесив в шкаф, она снимает с меня туфли, а потом усаживает на стул и расчесывает мне волосы.