Сегодня утром я стояла у окна в своей комнате и увидела патрульного полисмена, которого мать попросила присматривать за домом внимательнее, поскольку я осталась одна. Он мне кивнул, и сердце мое испуганно екнуло. Однако, когда я рассказала Селине про полисмена, она улыбнулась:
– Вы боитесь? Не стоит, уверяю вас! Когда мой побег обнаружится, никто даже не подумает искать меня в вашем обществе.
Она говорит, пройдет не одна неделя, прежде чем они про меня вспомнят.
Сегодня наведывалась миссис Уоллес. Я сказала, что разбираю папины записи и надеюсь спокойно поработать, ни на что не отвлекаясь. Если она приедет снова, я велю Вайгерс сказать, что меня нет дома. А если она приедет через пять дней, меня здесь уже не будет. Ах, с каким нетерпением я жду начала новой жизни! Ничего не могу делать, только ждать. Все прочее спадает с меня: с каждым оборотом минутной стрелки на тусклом циферблате часов я все дальше и дальше отсюда. Мать оставила мне немного моего лекарства, я выпила все до капли и купила еще. Оказывается, зайти в аптеку и купить склянку лауданума очень просто! Теперь я могу делать что хочу. Могу бодрствовать всю ночь, а спать днем. Вспоминается наша детская игра:
«Коль будет у тебя свой дом, что станешь делать в доме том?»
«Построю на крыше башню, чтоб с нее палить из пушки!»
«Буду есть одни конфеты!»
«Наряжу своих собак в ливреи!»
«Буду спать с мышкой на подушке!»
Такой свободы, как сейчас, у меня никогда еще не было, но я занимаюсь теми же делами, что и всегда. Прежде они казались бессмысленными, но Селина придала им смысл; я все делаю ради нее. Я жду ее… нет, «жду» слишком бедное слово. Я всем своим существом ощущаю течение минут. Я чувствую, как вся поверхность моего тела зыбится подобно поверхности моря под притяжением луны. Когда раскрываю книгу, я словно впервые вижу печатные строки – теперь книги полны посланий, предназначенных только мне одной. Час назад я нашла вот это:
…В уме пожар, в душе томленье;
Кровь словно обратилась в слух;
Глаза, омытые слезами,
Мне застило теней скопленье…
Кажется, будто всякий поэт, сложивший хоть строчку о своей любви, втайне писал для меня и Селины. Прямо сейчас, когда я пишу эти слова, моя кровь, моя плоть, каждая моя фибра страстно прислушиваются к ней. Она является мне во снах. Когда перед моими глазами плавают тени, я узнаю в них ее тень. Моя комната тиха, но не безмолвна – в ночи я слышу, как бьется сердце Селины в такт с моим. Моя комната темна, но теперь для меня тьма стала иной, чем прежде. Я знаю все ее глубины и осязательные свойства: тьма бархатная, тьма войлочная, тьма, колючая, как пакля или грубая шерстяная пряжа.