Катька – пограничная собака (Таразанова, Жадан) - страница 30
Когда привозили почту, возникало оживление, — писем ждали все. Больше всех писем получал москвич Гена Соболь, он, когда подходил к раздаче почты, не спрашивал, как многие: «Мне есть письма?» — он говорил: «Где мои письма?» До армии он был пионервожатым, и все подопечные его дружно не забывали. Иногда, из трёх десятков привезённых писем, — 25 были адресованы ему. А когда почта задерживалась, их количество вырастало в разы.
Одним из развлечений солдатских будней было наблюдение за жизнью собачей своры и активное участие в происходящих событиях. Особенностью Катьки было то, что она не подпускала к себе никого из заставских кобелей, — все произведённые ею на свет щенки были плодом любви с кабульскими, либо изредка прибегающими из кишлака чужими собаками. А у Бачи была дочка — Полина, девственность которой он тщательно берёг, потрепав холки потенциальных женихов. Поэтому, когда очередной ухажер Полины начал нарезать вокруг неё круги, бойцы прониклись сочувствием к молодой паре, коварно закрыв непримиримого папашу в будке от хлебовозки. Выпустили его, когда влюблённые нагулялись вволю…
Вообще, собаки — это была часть заставской жизни и солдатского быта. Так, у командира миномётного расчета Солтанова была собственная собака — Пучок, которую он подобрал щенком, сам растил и воспитывал. Словом «пучок» обозначают пороховой заряд на минометной мине. Солтанов всегда брал Пучка с собой на пост, наряжал в броник и каску, читал ему Устав и беседовал с ним.
24-я застава, Солтанов со своим воспитанником по кличке Пучок
А у комвзвода, начальника 24-й заставы, Олега Пащенко жили две немецкие овчарки, к которым он был сильно привязан, это была настоящая боевая дружба.
Чем ближе был срок выхода из Афгана, тем большее беспокойство и смятение поселялось в душах этих мальчишек, ставших мужчинами на войне. Им мечталось вернуться домой: бравый десантник с боевыми наградами идёт по родной улице, приковывая к себе взгляды красивых, но таких далёких сейчас, девушек…
И в то же время они интуитивно чувствовали, что оставляют здесь что-то настоящее, чего никогда уже не будет в их жизни: настоящую дружбу, «правильные» отношения, чёткое понимание «хорошего» и «плохого», чувство плеча товарища, когда находишься на выполнении боевой задачи. И даже этот, ставший привычным глазу, афганский пейзаж, эти безмолвные и опасные горы, выжженные солнцем долины, с редкими полосами зелени вдоль небольших речушек и арыков, дороги, при движении по которым поднимались долго не оседающие клубы пыли, — это стало неотъемлемой частью страниц их жизни, которые предстояло перевернуть.