А он, как и в Афгане, вставал на защиту своих бойцов, — когда штабные чинуши пытались лишить ребят заслуженных наград, вписывая в наградные листы другие имена, он прилагал все усилия, чтобы с его бойцами поступали справедливо.
Молодых к суровым условиям приучали постепенно, берегли, ждали, когда «оперятся». Отличить дембелей от молодых можно было на боевых выездах: дембеля и офицеры выглядели, как навьюченные мулы, неся на себе основную тяжесть груза.
Когда на 24-ю привозили боекомплект, разгружать машины не любили: ротный не позволял бойцам делиться по возрасту и сроку службы, — цинки и ящики в гору таскали все.
А вот пострелять из всего имеющегося на заставе арсенала, — довелось всем, удовлетворив извечную мужскую тягу к оружию. Нужно было соблюдать единственное правило: кто стрелял, — тому и чистить. Стоя на посту ночью, стрелять даже рекомендовалось, хоть и вызывало недовольство спящих бойцов. Если на заставе было тихо, ротный и замполит начинали беспокойно ворочаться: вдруг дежурный заснул на посту или с ним что-то случилось. В таких случаях они могли выйти и запустить красную ракету, устроив учебную тревогу, и тогда уже все заставы принимали боевую готовность, каждый должен был занять своё, четко определённое место. Поэтому бойцы, хоть и ворчали на особых любителей пострелять, мирились с этим, как с меньшим злом, да и привычка не замечать стрельбы вырабатывалась сама собой. Такой «избирательный слух» становился вполне обычным делом: командир мог спокойно спать, не реагируя на звуки контрольных выстрелов, зато проснуться от звука шагов дежурного, направляющегося по тропинке к канцелярии…
На 24-ю из дивизии любили привозить боеприпасы, у которых заканчивался срок действия, — они подлежали уничтожению, а делать это в условиях города было хлопотно. Проще было сдать их начальнику заставы для дальнейшего уничтожения. А чтобы сделать процесс утилизации интересным, придумывали развлечения. Так, из привезённых двух КамАЗов «Мух» и «Шмелей» расстреливали в изобилии валявшиеся вокруг заставы бочки из-под солярки: нужно было не просто поднять выстрелом бочку в воздух, но и успеть шмальнуть по ней несколько раз, количество выстрелов определяло победителя.
Личный состав 24-й заставы отличался, как говорили солдаты, повышенной интеллигентностью, а один из заезжих офицеров даже подколол ротного: «Умудрился ты, капитан, собрать из всего десанта самых недобитых…» На что ротный насмешливо ответил: «Каков поп, таков и приход!..».
Миша (Катька мысленно обозначала его словом «художник») мог часами рассказывать про «Лунную ночь над Днепром», и звучало это так, как-будто он, если и не поддерживал мольберт Куинджи, то, по крайней мере, имел возможность наблюдать за творческим процессом.