Сделав пару неуверенных шагов, я замедлилась, а потом и вовсе легла, вжимаясь в землю. Всем своим видом я показывала: «Человек, ты видишь, мне страшно? Зачем ты ведешь меня туда?»
И Она увидела! Остановилась и села возле меня, ласково что-то говоря.
А потом мы ушли, так и не приступив к такой страшной дрессировке.
Но дома этот ад не кончился!
Вернувшись на нашу закрытую территорию, я не была отпущена с поводка. Напротив, он был брошен на землю, но придавлен ногой девушки, лишая меня возможности сбежать.
Я не заметила, как на поясе у нее оказался подсумок, тот самый, которым пользуются во время дрессировки. Мне стало все ясно!
— Сидеть! — прозвучало громко, но без агрессии.
Перед глазами мелькнула нависающая надо мной Ма, давящая мне на крестец и удушающий рывок поводка вверх. Мой зад автоматически опустился, но медленно и неуверенно, боясь продолжения. Ма часто поправляла меня, подталкивая ногой. Иногда это было больно.
— Молодец! — воскликнула моя укротительница и продолжила:
— Лежать!
После этой команды обычно следовал рывок поводка вниз, я соскакивала и получала пинок. Сейчас я прижала уши и максимально опустила голову, показывая, что не хочу конфликтов.
— Стоять! — Прозвучала еще одна ужасающая команда, несмотря на то, что я не выполнила предыдущую.
И тут я легла, но не потому, что решила выполнить пропущенную команду, а потому что после команды «Стоять!» мне обычно доставался пинок под живот, который был самым болезненным из всех, что я получала.
— Ты ее не поправишь? — поинтересовался Костя, но из сказанного я узнала лишь слово «поправишь», которое часто слышала после команд. Оно означало, что меня резко дернут, а потом снова будут командовать.
— Нет, — ответила ему Наташа, но я среагировала не столько на слово, сколько на интонацию. — Я всего лишь хотела проверить, что она знает. Но сейчас вижу, что знает она немало, особенно боли.
Моя новая хозяйка подошла ко мне, на что я оскалилась, давая понять, что не готова к новой партии насилия. А она села возле меня и стала ласково что-то говорить. И снова это слово «не бойся», которым меня всегда успокаивали. Я знала, что после него меня обязательно погладят, а иногда еще и мясной кусочек дадут.
И я не боялась.
Не боялась, когда со мной ласково разговаривали.
Но боялась, когда вспоминала дрессировку.