Много приятного испытывал Увар Ефимыч на охотах с остроухим другом. Но всегда следил, чтобы кто-нибудь не признал собаку за лисицу. Были случаи, когда он предупреждал несчастье и все же беда стряслась.
В этот выезд охотник захватил и меня. Он знал, что лес в осеннем ярком наряде я люблю особой любовью и всегда отдаю дань природе в эту пору.
С лесного кордона от старого лесника мы вышли еще затемно. Стояла полная тишина, какая бывает в последние дни осени. Сквозь полуобнаженные ветви деревьев белело неподвижное небо. Гасли бледные звезды, и где-то в небесной дали слышались прощальные голоса отлетающих птиц.
Меня не увлекала охота по норному зверю и, вооружившись манком на рябчика, у лесного оврага я расстался с Уваром Ефимычем.
Рябчиков здесь было много, и вскоре на свист я услышал знакомый звук. Тюи-и-ить, тюи-и-ить — это свистел рябчик, а через какую-то минуту в стороне отвечал такой же свист, только с маленьким бойким коленцем. Это отзывалась своему другу подружка.
Вскоре утреннюю тишину взбудоражил звонкий голос Армаса и ружейный выстрел его хозяина, а потом, увлекшись пересвистом с рябчиками, я забыл про моих друзей.
Отстреляв несколько птиц, я не спеша шел к месту, где должен был повстречаться с Кандаковым. Солнце уже давно взошло, и от его лучей лес горел, как яркий флаг. Дышалось спокойно и, казалось, не было причины к тревоге, а между тем я испытывал что-то гнетущее, как будто какая-то беда была близко. И предчувствие мое оказалось правильным. Вскоре в стороне лесного оврага прогремел выстрел и одновременно раздался раздирающий душу плач собаки. Плач этот вскоре затих и слышались лишь отрывистые мужские голоса. Причем один из них был голос Увара Ефимыча. Предчувствуя недоброе, я бросился туда, и вот мне предстало потрясающее зрелище. На дне оврага, в луже крови лежал бездыханный Армас, а над ним склонился Увар Ефимович. Он рыдал, как ребенок. Тут же стоял нарядный городской охотник и с издевкой предлагал хозяину выпить за упокой собаки. Все случившееся было понятно, но непонятно было поведение незнакомого охотника. Он возмутил меня. Вид мой в этот момент, очевидно, был внушителен. Наглость незнакомца сменилась трусостью. Назвав себя, я отобрал у него ружье и потребовал немедленно убраться из леса.
Оказалось, этот горе-охотник, заметив собаку долго крался за ней, приняв ее за лисицу. Он видел и идущего на противоположной стороне Увара Ефимовича, считал, что он тоже скарадывает зверя и решил его опередить.
Четвероногого друга мы похоронили на берегу речки-безымянки. На могильном холмике посадили молодую рябинку. С тех пор прошло много времени. Не стало Увара Ефимыча, но былое не забывается.