…Шли годы. За это время Полозов много испытал счастливых дней, которые давал ему четвероногий друг. На выставках и состязаниях Феб не имел себе равных.
Но свершилось неизбежное. Природа обидела собак, отпустив им крайне короткий жизненный срок. Феб старел. Сначала укорачивалось чутье, а потом стало слабеть зрение и изменился слух.
Первое время Полозов хитрил, притворялся, не давал Фебу повода, что он замечает его наступающую старость. А Феб в свою очередь по-доброму обманывал хозяина. На охоте он по-прежнему шел в стремительном галопе, но инженер понимал, что собака устала, что отдает последние силы, и тогда он прекращал охоту под предлогом отдыха. Вначале такая хитрость удавалась, но когда пес перестал реагировать на телефонные и дверные звонки, тут уж всякая хитрость была излишней…
Однажды в погожий августовский денек инженеру захотелось съездить со своим другом в заливные луга. Он знал, что для Феба это будет прощальная встреча с местами, где так много прошло счастливых охот и где первую страсть к охоте когда-то испытал его питомец. Собираясь, Полозов взял ружье и патронташ, хотя и знал, что они не нужны, что охоты не может быть, но делал это для того, чтобы вызвать прилив возбуждения у собаки. И это в какой-то степени удалось. В потухшем взгляде Феба засветилась радость, он взмахнул потяжелевшим прутом, но заметил, что хозяин взял не все принадлежности и как прежде хотел предупредить его об этом, но уже не мог этого сделать.
Когда приехали в луга, Полозов осторожно вынес из машины старого друга. Все в этих обширных просторах было так же, как и в первый приезд. Так же пели жаворонки, скрипели коростели, с шумом пролетали утки. Все это видел и слышал Полозов, но Феб уже не замечал… Он был в забытьи, а его хозяин курил папиросу за папиросой.
Лучи солнца не касались охотника и собаки, их закрывала от них тенистая липа. И казалось, будто после охоты, усталые, они устроились здесь на отдых. Ведь так было всегда. Но вот неожиданно налетела потревоженная кем-то стайка уток, Полозов выстрелил и тут же пошел подобрать упавшую в траву крякву. Когда он вернулся, сердце Феба уже не билось…
Когда-то Цыганская улица считалась окраиной в нашем городе. По краям улицы лежали изрядно изношенные дощатые тротуары, и тут же стояли покосившиеся телеграфные столбы. Одноэтажные деревянные домики с узорчатыми наличниками утопали в зелени берез, рябин, акаций и сирени. В окнах домиков виднелись цветы и клетки с певчими птицами.
Вот в одном таком домике и жил знакомый мне охотник — Илья Васильевич. По тем временам Илья Васильевич выглядел оригиналом. Носил видавшую виду поддевку, подпоясанную узким с набором ремешком, синюю косоворотку и широкие с напуском штаны. Черный, засаленный от времени картуз прикрывал его седую голову, а на ногах были допотопные с жесткими бураками сапоги. Нрава он был твердого. Соседи да и все знакомые относились к старику с уважением.