Надо сказать, что Илья Васильевич был мастером на все руки. Он — слесарь и шорник, столяр и сапожник. Хорошо лудил посуду и вставлял стекла. К помощи его умелых рук прибегали многие. Словом, от заказчиков не было отбоя, а доходов очень мало. Обычно старик отказывался от оплаты за работу и многие заказчики этим пользовались.
Жил старик одиноко. Старуха его давно умерла, а дети, как птицы, разлетелись в разные стороны. Познакомился я с Ильей Васильевичем случайно. Мне надо было сшить ягдташ, и местные охотники порекомендовали его. Я принес ему старые голенища, подкладку и ремни с пряжками, и вскоре Илья Васильевич смастерил замечательный ягдташ, служивший мне верой и правдой многие годы.
Мое знакомство со старым мастеровым вскоре перешло в дружбу, которая продолжалась до конца его дней.
Но Илья Васильевич был не только дельным мастеровым, но и заядлым охотником и страстным птицеловом. В его домике, в одной из двух с низкими потолками комнат висели клетки с жаворонками, певчими дроздами, чижами и другими птицами. И странное дело, когда наступала весна, всех своих подопечных старик выпускал на волю и только старый скворец оставался постоянным жильцом. Не раз я спрашивал птицелова, почему он выпускает птиц на волю, а скворца оставляет?
— Да уж так, — скороговоркой отвечал старик. — Куда мне их, к осени других наловлю. Перезимовали и с богом, пускай летят, а скворец — это мой друг. Ведь он всегда на свободе. Полетает и опять в дом.
На самом деле, скворец свободно разгуливал во дворе и в доме, и мне верилось, что он настолько сжился с хозяином, что улетать от него не собирается.
В доме Ильи Васильевича были еще жильцы — это пушистый кот Мишута и огромный выжлец Шугай. Эта троица жила душа в душу. Иногда скворец и Мишута бесцеремонно приходили к Шугаю «в гости» и из его посудины преспокойно ели овсяную кашу, приправленную молоком. Шугай в такие минуты обычно сидел в стороне, мрачно смотрел на «гостей» и глотал слюни. Для Ильи Васильевича это были минуты радости. Он весь снял и, чтобы не помешать коту и скворцу, шепотом приглашал посмотреть на редкое зрелище. Говоря по-правде, мне не по душе был поступок скворца и Мишуты и почему-то жаль становилось Шугая.
В сезон охоты у Ильи Васильевича каждую неделю собиралось целое общество заядлых охотников. Приходили посидеть, поговорить, обсудить выезд на выходной с гончими. Компания была самая разношерстная. Постоянно присутствовал из местного театра заслуженный артист Летковский. Человек с барской осанкой, красивыми манерами и всегда шикарно одетый. Маленький и щуплый, черный, как цыган, весельчак и рассказчик Иван Ефимович Сучков — механик завода. Он появлялся раньше всех и помогал хозяину встречать гостей. Завсегдатаем был мастер ткацкой фабрики — Санин, знавший «на зубок» всего Пушкина. Всегда с опозданием появлялся шорник старой фабрики Семен Васильевич Фролов. Человек огромного роста, с простым русским лицом и с окающим ярославским говорком. Изредка навещал нашу компанию прокурор — Шмелев, обладатель чудесного тенора, и тогда уж без песни не обходилось.