Мы покинули свое укромное место. Друзья взяли быстрый темп. Еле поспеваю за ними. У большого стога сена мы обнаружили истекающего кровью бойца. Быстро сделали ему перевязку, напоили. Очнувшись, он едва слышно проговорил:
— Разъезд… цистерны… с горючим… командир… послал взорвать… товарищ погиб…
Он хотел еще что-то сказать, но потерял сознание. Рядом с ним лежал автомат, взрывчатка, гранаты. В руке был зажат пистолет. Через некоторое время раненый пришел в себя и стал повторять: «Помочь… Кривой Рог… помочь… Кривой Рог…» и опять впал в забытье.
Было ясно: где-то рядом эшелон с бензином, который фашисты оберегают для наступления на Кривой Рог. Взорвать его товарищам не удалось.
— Что делать? — спросил немногословный Смирнов.
— Предлагаю такой план, — сказал я. — Осторожно доберитесь до разъезда, а там, на месте, по обстановке решите, как лучше подобраться к эшелону. Я же пойду к разъезду с палочкой, как слепой, открыто и попробую отвлечь на себя внимание немецкой охраны.
Пока мы обсуждали план действий, раненый снова пришел в сознание. Звали его Сергеем. На этот раз он смог более подробно объяснить, где усиленная охрана, какими огневыми средствами располагает враг. Предупредил, что весь кустарник перед железнодорожным полотном сожжен. Это значило: надеяться следует лишь на нашу союзницу — темную ночь. Но эшелон мог уйти в любую минуту! Нет, дожидаться ночи нельзя, надо действовать немедленно.
У нас теперь было шесть гранат, два пистолета, автомат, а самое главное — взрывчатка.
Оставив Сергею пистолет, флягу с водой и кусок хлеба, мы распрощались с ним и пообещали вернуться, если останемся живы. Затем расцеловались по-братски и тронулись в путь.
Трудно сказать, откуда у человека берутся силы. Израненные, измученные тяжелыми переходами, мы упрямо шли вперед, чтобы выполнить свой долг.
Иду, ощупывая дорогу палкой, и мучительно напрягаю зрение, чтобы сквозь застилавшую глаза пелену разглядеть хотя бы очертания разъезда. По словам раненого, до него было километров пять. Однако прошел час, второй, а разъезда все не было. Неужели сбился с дороги?
Вскоре впереди послышался скрип колес и конский топот…
Скрываться не было смысла: кругом степь. На всякий случай приготовил гранату, которой меня снабдили товарищи.
Неторопливый конский топот и какой-то заунывный скрип колес свидетельствовал о том, что возчик не спешит. Разглядеть бы, кто едет, но глаза отказывались повиноваться.
Поравнявшись со мной, телега остановилась. Останавливаюсь и я.
— Добрый день, милый человек, — поздоровался незнакомец. Голос старческий, спокойный, в нем чувствовалась какая-то теплота.