— Не надо, — еле слышно сказал Луций, и из его глаз потекли слезы.
Он смотрел на Марию, а она смотрела на него.
— Умоляю, не надо. Она ни при чем.
— А разве причем была жена Бартуса? «Убивай, не раздумывая! Никому и никогда не прощай предательства!», — разве это не твои слова? К тому же я не вижу иного способа заставить тебя сделать то, что требуется. Так ты согласен?
— Да! Да! Будь ты проклят! Да! Я сделаю то, что вы хотите!
— Нет, Луций! Пускай они убьют меня! Не делай этого! Он выше всего! Не делай этого! Не делай! Я этого не стою! Не надо!
— Уберите эту суку! — крикнул Маркус.
Девушку поволокли обратно.
— Ну, так что? Теперь-то ты понял, где твоя слабость?
— Я не позволю ему мучиться!!! — прокричал Луций Марии, которая уже скрылась за каменной стеной. — Я ненавижу тебя, Маркус!
— Я тоже не рад тебе. Ты предал снова! Сначала нас, а теперь и своего учителя. Ты и только ты будешь принимать участие в казни.
— Прошу! Не трогайте ее! Я все сделаю!
— Ты обещаешь?
— Да! Даю слово!
— Ты всегда держал слово! Я верю тебе. Ее немедленно отпустят. Я прикажу, чтобы она могла делать все, что ей заблагорассудится. А ты — ты будешь страдать вечно! Уберите его с глаз моих долой!
Через несколько часов к Понтию Пилату привели смиренного человека.
— Это дом Пилата? — спросил Иисус.
— Да! И заткнись! — сурово ответил стражник.
Вскоре на вилле раздались голоса. Кто-то подошел к сопровождающему и сказал, чтобы ввели подозреваемого.
— Проходи! — вталкивая задержанного во дворец, скомандовал солдат. — Мой господин ждет тебя!
Несчастного проводили в роскошную комнату. Перед ним в кресле, украшенном золотом и серебром, сидел Понтий Пилат. Легионер схватил нищего за шкирку и пихнул вперед ближе к прокуратору.
— Прежде чем я задам тебе вопрос, приготовься подумать над ответом, — потирая виски, произнес прокуратор. — Кто ты? — сухо спросил Пилат.
Странник не ответил.
— Ты смеешь мне не отвечать? Не знаешь, что я имею власть вершить над тобой любой суд, а если понадобится, то и распять тебя? Но я также могу и отпустить тебя на все четыре стороны.
— Я знаю твою власть. Но эта власть не больше, чем власть над птицей, которой запретили летать: она все равно взмоет ввысь — в этом ее жизнь, дарованная Богом.
— Птица не человек, боли не чувствует. А ты даже представить себе не можешь мучения распятого на кресте.
— Могу, — тихо сказал приговоренный и тут же получил плетью по спине.
— Не смей перечить прокуратору! — прикрикнул Маркус.
Корчась от боли, нищий поднялся с колен.
— Разве я могу перечить тому, кто сейчас выше людей? — тихо ответил он.