Демид посунул от себя картошку, поднялся с табуретки:
— Ты что, Библию пришел читать?
У папаши нашлось более важное заделье:
— Посодействуй, слышь, устроиться в лесники на Большой кордон. Не по ндраву пришлась колхозная житуха. Не житье — вытье. Один — не тянет, не везет, другой — на небо поглядывает. Третий ворон считает. А все не прибыток, а убыток. Порешили стоящих мужиков, а голь перекатная из века в век с куска на кусок перебивалась. Глаза бы не зрили.
— На единоличность потянуло?
Филимон Прокопьевич махнул рукой:
— Отторглась единоличность. Как костыль из души вынули. Тапереча одна линия — в пустынность, чтоб глаза не зрили этакую житуху.
— Нету такой пустынности на земле.
— Как так? А Большой кордон? В самый аккурат. Избу новую поставлю на свой манер, коровенка, лошаденка…
— Иконы туда перевезешь?
— А што? Перевезу. Не груз — руки не оттянут.
— Кончать надо тебе с иконами.
— К анчихристу перекатиться?
— И с антихристом кончать надо.
— Ишь ты! Отца учишь!
— Не учу, советую. Ничего ты не достигнешь ни с иконами, ни с антихристом. Берись за дело.
— Толкую про дело. Устрой в лесники. Самое по мне.
— Рановато тебе в лесники, — пробурлил Демид, косясь на полнокровное лицо папаши. — Иди в бригаду лесорубов.
— Несподручно. Сила не та, штоб лес ворочать.
— Силы у тебя за четверых.
— Все может быть. Но силу надо расходовать умеючи. Не ровен час — надорвешь жилы, а ради какой корысти?
— Не буду я тебя устраивать в лесники.
— Ишь ты, как привечаешь! — крякнул Филимон Прокопьевич, поднимаясь с лавки. — А вроде сын мой, а? Истинно сказано: «И станет сын врагом отца своего, брат подымется на брата, а сама земля остынет. Не будет ни тепла, ни людства, никакой другой холеры», — вещал Филимон Прокопьевич. — И еще скажу тебе…
И тут только Филю осенило: перед ним вовсе не Демид, а братан Тимофей, каким он запомнил, когда брат приехал из Петрограда. И поджарость та же, и прямина спины, и разлет бровей, и малая горбина на носу, и лбина Тимохин!
Так вот что подмывало под сердце Фили, когда он вошел в клетушку Демида. Он встретился с Тимофеем. Истинно так!
«Удружил мне тятенька, царствие ему небесное, — ворохнулась тяжелая дума. — Если умом раскинуть: в каком родстве я состою с Демидом? Хто он мне? Сын аль братан?»
В самом деле — кто Демид Филимону Прокопьевичу? По жене Меланье — как будто сын. А если взять по Прокопию Веденеевичу, от которого Демид на свет появился, то брат, выходит? И кем будут доводиться Филе дети Демида? Внучата иль племянники?
«Ах ты, якри тебя в почки, — сокрушался Филя, топчась на одном месте. — Стыдобушка-то какая, а?»