— Не кричи, Тарас. Я должен был высадиться на том месте, где лесорубы готовят для сплавки лес, но я сбился с курса. К тому же меня подвел капитан судна. Ему следовало ближе подойти к Каменным братьям, а он выбросил меня далеко от них. Изменил курс к норду, ссылаясь на то, что там несут дозор пограничные корабли. Что же мне оставалось делать? Так-то! А язычок, Тарас, ты прикуси. Услышал бы Зауер, как ты его назвал, досталось бы тебе. Разве не мало ты пожил в тиши? Вон сколько лет прошло, и Пауль тебя не трогал. Теперь ты нам спонадобился.
— Я готов отблагодарить Пауля. — Горбань вынул из кармана брюк платок, вытер вспотевшее лицо. — Он тоже здесь?
Шранке засмеялся:
— Балда ты! Зачем ему сюда тащиться? Не молод ведь — стукнуло шестьдесят. У него есть такие опытные агенты, как, например, я. Ты, ты все вспомнил?
— Еще бы! — голос у Горбаня сорвался. — Только фотокарточку можно и подделать.
На лице гостя появилась ехидная улыбка.
— Я ждал, что ты это скажешь, и потому еще кое-что прихватил с собой. Вернее, не я прихватил, Зауер мне дал. — Шранке извлек из другого кармана листок, развернул его и протянул Горбаню. — Прочти...
Горбань взял листок, острым взглядом так и впился в ровные черточки букв. Каждое слово жгло ему душу раскаленным железом. Еле шевеля запекшимися губами, он про себя читал: «Я, Горбань Тарас Иванович, боцман с советского торпедного катера, обязуюсь до конца своей жизни преданно работать на великую Германию, выполнять любые задания...» Дальше читать он не мог. Шранке понял, что ему плохо, налил в стакан воды:
— Нервы-то шалят?
Горбань отпил глоток, передохнул. Потом попросил гостя открыть форточку.
— Нас могут услышать, — возразил Шранке. — Потерпи, сейчас все пройдет. Скажи, Тарас, ты один тогда попал к нам в плен или еще кто был с вашего корабля?
Слабая улыбка чуть тронула почерневшие губы Горбаня:
— Ты спроси об этом у Пауля.
— Ну, а все же?
Горбань заговорил так, как будто его слушал сам Зауер:
— Был схвачен вашими людьми Василий Кречет, но он потом удрал. — Горбань строго взглянул на Шранке. — Кречет до сих пор не знает, что я был в плену. Нас там изолировали друг от друга. Гляди не проболтайся.
«Боится за свою шкуру», — подумал Шранке и вкрадчиво спросил:
— Кречет нам не помешает?
— Он у меня вот тут! — Горбань крепко сжал пальцы в кулак. — Мы плавали с ним на одном корабле, еще в войну, вместе трудились в минно-торпедной мастерской. Деньгами его не раз выручал. Словом, он меня очень ценит, ибо знает, что в морском бою я стоял до последнего.
— Ну, а если вдруг пронюхает, что тогда? — настаивал Шранке.