— Ну, как, — спрашивали его сослуживцы, — все еще надеешься на успех? Брось ты его, это дело, пора уже смириться и успокоиться.
Ничего определенного он еще сказать не мог, но все упорнее и упорнее напрашивался один-единственный вывод — Николая нет в живых. И если уж искать, то, наверняка, его труп или… то, что от него осталось.
А где искать? Кладбище, хоть и рядом с этим домом, оно отпадает. Там был бы заметен в те первые дни каждый свежий след. Дом был и раньше тщательно обыскан. Сарай тоже. Где же? Не настораживая соседей, он все время пытался выяснить, как семь лет назад выглядел этот двор, был ли он другим. И вот сначала вспомнил один, потом еще несколько человек, что перед тем, как ему исчезнуть, Николай ремонтировал дом. Глину для этого брал у сарая. Выгреб столько и для себя и для других, что там образовалась тогда солидная яма, не меньше двух метров глубины. «Вот оно!» — спохватился Комин. Это было уже что-то.
Пыл чуть поостыл, когда вспомнил, что в деле-то есть упоминание об этой самой яме. Он еще раз, уже с пристрастием перечел этот документ — протокол, подписанный работниками прокуратуры и понятыми. Раскапывали ее, но ничего не нашли.
«Ну, вот и последняя твоя карта бита, — рассуждал, огорченный неудачей. — Хвалилась синица море поджечь. Тянул, тянул, да так ни к чему и не пришел. А пора бы уж взяться и за другие дела. Да, но как быть с этим? Как? Да и товарищам как в глаза теперь смотреть?»
Будь у него другой характер — наверняка бы не выдержал. Махнул бы рукой, взялся за другое дело, что ждало его вмешательства. Ведь никакого просвета, никакой даже слабой надежды. Но он — это он: если начал — должен кончить, иначе сам себя первым же перестанет уважать. «Подождет тебя еще сейф, — сказал, как собеседнику, солидно распухшему за последние месяцы делу. — Подождет».
Он и виду никому не подал, что сам чуть было не разуверился в успехе. Опять — в какой уж раз! — сел за дело. Вспомнил о протоколе, о раскопке ямы… А как она велась — раскопка-то? Вот ведь чудак, так опечалился последней неудачей, что забыл главное выяснить.
Стоило только заговорить об этом, как тут же объяснили ему — успокойся, уж раскопка велась самым тщательным и серьезным образом.
Значит, повторную делать незачем, — решил. Но в этот же день — бывают все-таки счастливые случайности — зашел к нему бывший тогда понятым Софрон Ткач.
— Не можете ли вспомнить тот день? — обратился к нему с вопросом Комин.
— Отчего же, могу, — начал охотно Софрон.
И именно от него узнал Михаил Дмитриевич, что яма, глубиной не меньше двух метров, раскопана была лишь до половины.