— Сколько мне дадут, капитан?
— Суд решит…
* * *
— Подсолнечник у сестры, но зайдем сначала ко мне, — капитан вдруг заметил в глазах Федора холодный, жесткий блеск.
«Что-то новое в нем. Запугивает меня, что ли?»
— Веди к сестре. К вечеру должны управиться.
Федор вдруг насупился.
— Человек ты или нет, капитан?
Он остановился. Сапоги до голенища обросли грязью. Ветер трепал оторвавшуюся на спине заплату.
Капитан вспомнил узловатые, крепкие рабочие руки Федора. Сказал раздраженно, грубо:
— И нужен был тебе этот подсолнечник…
Федор глянул из-под бровей:
— Каяться не буду. Просить прощения — тоже…
Нет, было в нем нечто достойное снисхождения!
— Ладно, веди домой…
Им открыла худая, с маленькими усталыми глазами женщина.
— Федя… — увидев Михайлова, она вдруг замолчала, ее глаза испуганно забегали по милицейской форме.
В доме глиняный пол. В углу комнаты, куда они вошли, задернутая белой занавеской печка. На скамейке вдоль стены — дети. Холодно и неуютно.
Капитан вышел на маленькую терраску. Сел на расшатанную табуретку. Пусть Федор простится с семьей.
Из комнаты послышался плач.
Михайлову по-человечески было жаль Федора. Был он, несомненно, не окончательно падшим человеком. Федор не хитрил, не валил вину на других, но и не унижался, не пытался разжалобить. Что толкнуло его на это? Ведь всякое преступление — это, как правило, следствие какого-то душевного изъяна, некой духовной неполноценности…
Федор в сопровождении своих вышел на крыльцо.
— Готов я…
Заголосила жена. Захныкали дети. Михайлов, уже у калитки, услышал, как Федор успокаивал их:
— Отец ваш все учится жить… старый дурак.
До сестры Федора шли молча. «Почему же участковый инспектор здесь при обыске ничего не обнаружил? Сейчас все станет ясным…»
Их встретила крупная, в толстом ватнике на широких плечах женщина. Федор молча толкнул калитку.
— Может, поздороваешься? — буркнула она, глядя почему-то на Михайлова.
Федор, не отвечая, шел к дому.
Зашли в одну комнату, в другую — никаких следов.
— Сколько можно мучить женщину! — вдруг истерично завела хозяйка.
— Замолчи, — оборвал ее Федор. — Неси топор.
Женщина вышла. Федор приблизился к глухой стене. Постучал по ней слегка кулаком. Потом с силой надавил локтем — открылся темный проем.
Михайлов понял: рядом с настоящей стеной была выложена другая, меж ними — тайник.
«Хитро сработали, наверно, в ту же ночь, когда крали…»
Вернулась хозяйка. Молча протянула топор. Скоро в фальшивой стене зазиял большой провал.
…К вечеру подсолнечник был сдан на склад.
Ночевали в гостинице колхоза. Утром Федор показался Михайлову еще более угрюмым, глубоко ушедшим в себя.