— Зачем вы пытались изменить свою внешность, Горбаченко? — спросил Константинов.
— Думаю, разрешения милиции на это не требуется, — грубо ответил Горбаченко.
Преступник держался по-прежнему вызывающе. Он был, по-видимому, убежден в отсутствии доказательств, уличающих его. Однако в его объяснениях было мало логики и много противоречий. Чувствовалось, что Горбаченко не располагает убедительным алиби, оправдывающим столь длительное пребывание на «нелегальном» положении.
— Скажите, Горбаченко, — продолжал Константинов, — как понимать содержание письма, отправленного вами тетке?
— Какое еще письмо? Какой тетке?.. — огрызнулся Горбаченко. — Никому ничего я не писал!
Константинов посмотрел изучающе на задержанного и подумал: «Что ты сейчас запоешь, когда я подброшу факт, от которого станет тебе моторошно?..»
— Неужели у вас произошел провал памяти за такое непродолжительное время?.. Всего шесть дней тому назад вы его написали. Вот строки из него, слушайте: «Я уехал от дома быстро, потому что меня хотели арестовать...
Сегодня напишите мне, как там дела, ищет ли меня милиция, или нет, потому что я боюсь к ним попадать...» Согласно категорическому заключению эксперта-криминалиста это письмо к тетке написано вами, — заключил Константинов.
Задержанный не ожидал такого и промямлил:
— Правильно. Письмо написано мною. Дело в том, что я действительно опасался попасть в руки милиции. Будучи условно-освобожденным, самовольно оставил работу и определенное мне местожительство.
— А что ответите на показания Тарана. Он утверждает, что видел вас утром первого января возле «Волги», видел, как вы убегали в сторону железнодорожного моста от автоинспектора. К слову, он вас хорошо знает по прежней работе в автохозяйстве.
— Никакого Тарана я не знаю... Вообще-то многих жителей города я знаю в лицо, но шофера с такой фамилией я не знаю. Почему этот свидетель дает такие показания, объяснить не могу. В машине я не находился и не угонял. Это может подтвердить моя знакомая Аня Решетова, с ней я поддерживаю дружеские отношения, которые установились еще во время совместной работы на электромеханическом заводе. Она живет где-то на улице Лермонтова, но номера дома не помню. К ней я пришел в девять часов вечера 31 декабря. В этой квартире проживают еще три женщины, с которыми я никогда не разговаривал. Знают ли они меня, сказать не могу. Я их в лицо знаю. Дверь мне открывала Аня, соседки должны были видеть, как я утром уходил. Из дома я выходил вместе с Аней, соседки находились в кухне и должны были видеть нас. С собой я принес бутылку портвейна. Аня поставила на стол коржи, торт, соления, водки не было. Мы с ней выпили вино и я лег спать около двух часов ночи первого января. Когда я находился у Ани, то к ней никто не приходил, она также к соседкам не отлучалась. Я не слышал, чтобы соседи Ани отмечали праздник. Проснулся я первого января около девяти утра. У Анн пробыл до семи часов утра третьего января. Аня проводила меня к поезду Ленинград — Жданов.