1918 год (Раевский) - страница 38

Наконец 1 ноября 1949 года контрреволюционер Раевский прибыл на станцию Решоты, к месту своего последнего заключения. «Мы разминали ноги и поглядывали, что кругом делается. Любопытные молодые глаза заметили на расстоянии почерневший крестьянский домик, ничем не примечательный, но на его крыльце происходило странное действо. Старая женщина, видимо бабушка, поливала из большой лейки на голову внучке, молоденькой девушке. На морозе никто еще из наблюдателей такого зрелища не видел, и начался разговор о том, какое же сегодня число, до каких же пор эти сибиряки обливаются. Затем нас повели в лагерь»[71].

Как уже повелось, на новом месте Раевский вновь поступает в распоряжение медицинской службы. На этот раз его определяют в лабораторию, где он после месяца учебы, приобретя новую специальность, приступает к работе лаборанта.

О том, что в двух предыдущих лагерях он участвовал во вскрытиях, Раевский предпочел в Решотах умолчать. Но, к его огорчению, начальству об этом стало известно, и Раевского вновь привлекают к этому неприятному делу.

Срок заключения подходил к концу, и вот наступил заветный май 1950 года, а с ним и долгожданное освобождение. Администрация лагеря предлагает Николаю Алексеевичу выбрать один из городов Красноярского края на поселение. После недолгих размышлений писатель выбирает Минусинск – небольшой симпатичный городок недалеко от Красноярска, руководствуясь тем, что в Минусинске находится знаменитый в свое время краеведческий музей имени Н. М. Мартьянова, при котором имеется самая богатая в Сибири, после Томского университета, библиотека. В музее он и надеялся поработать. Поселиться в Минусинске Раевскому было разрешено.

«Наконец сержант-освободитель пришел. Я поцеловал латышке на прощанье по-европейски руку, пожелал всего хорошего и прошел последние «заключенные» шаги от лаборатории до проходной. Там сержант позвонил еще в управление и спросил, можно ли выдать мне документы. Последовал утвердительный ответ, и я получил бумагу на руки. Оставалось попрощаться. На этот счет в лагере существовала традиция. Если заключенный не имел претензий к администрации, он пожимал руку сержанту-освободителю и говорил несколько прощальных слов. Так же поступил и я. Подал сержанту руку и сказал, что в его лице я благодарю администрацию лагеря за корректное обращение. Через минуту-другую сержант, пожелав мне всего хорошего, вывел меня за проволоку. Николай Раевский больше не был заключенным. Он оказался на свободе. Великолепное чувство возвращенной свободы – светлое, радостное, хочется сделать что-то большое, хочется куда-то ехать, куда-то лететь»