– Мистер Местер! – с горячностью воскликнул я. – Вот прямо сейчас я позову этого инспектора, чтобы он вас арестовал!
– Допустим, – ответил он, неторопливо выбрасывая спичку в окно. – Но делать этого он, поверьте, не станет.
Местер глядел на меня пристально и с изрядной долей бесстрастия, но все же странный намек, прозвучавший в его голосе, впечатлил меня куда меньше, чем то безразличие, которое выражала собой широкая спина полицейского.
– Собственно, я хотел сказать, – продолжал человек, которого я знал под именем Местера, – что моя роль во всем этом деле, возможно, не совсем такая, как вы предполагаете. Я помог бежать молодому человеку, это правда, но не думаю, что вы знаете, почему я это сделал. Есть такое старое правило в нашей профессии…
Он не успел договорить, как я воскликнул:
– Погодите! Кто это там за дверью?
И по губам Местера понял, что он хочет переспросить: «Какой дверью?» Но прежде, чем эта фраза прозвучала, он уже успел получить на нее ответ. За тщательно запертой дверью, ведущей в комнату священника, раздался шум, который явно производил кто-то движущийся… или, возможно, что-то движущееся.
– Что это? Вот там, в комнате священника? – закричал я и огляделся, пытаясь найти какой-нибудь предмет, которым можно было бы выломать дверь.
Поднял было изогнутую полосу железа, однако та жуткая роль, которую она сыграла ночью, заставила меня передумать. Отбросив это орудие, я устремился к двери и забарабанил по ней, твердя снова и снова: «Что в комнате священника?» Как ни ужасно мне это показалось в ту минуту, но ответ прозвучал – слабый, но все же вполне человеческий голос, и этот голос проговорил: «Священник!»
Медленно, очень медленно отворилась тяжелая дверь – рука, открывшая ее, была явно не сильней моей. Тот самый голос, который произнес: «Священник!», сказал теперь уже более будничным тоном: «А кого еще вы ожидали?» Дверь неторопливо распахнулась до самого предела, и за ней обнаружился темный силуэт коренастого, всем видом своим словно бы извиняющегося перед нами человека в широкополой шляпе и с дешевым зонтиком. Он выглядел никоим образом не романтично и был, на мой взгляд, совсем чужд такому таинственному месту, как тайник для католических священников, если не считать той малозначительной подробности, что именно католическим священником он и являлся.
Человек приблизился ко мне, прежде чем я успел воскликнуть: «Ну наконец-то вы пришли!», пожал мне руку и, не отпуская ее, глянул на меня с тем особым выражением лица – то ли грустным, то ли скорее просто задумчивым и серьезным, – которое более уместно на похоронах близкого друга, чем тогда, когда он еще только умирает и мы сидим у его постели.