Хозяйство посредственное, мой предшественник, как говорится, забурел, не справился. Приходится с первого же дня спать по три-четыре часа. Ну, да это на первых порах...»
Да, в этих краях весна еще только начиналась. В распадках, закрытых соснами, лежал серый, ноздреватый, пробитый дождями снег. Не слышно было птичьих голосов, и заяц, перебежавший дорогу, когда я ехал на заставу, был грязно-белым, словно не спешил менять зимнюю одежду — а вдруг еще вернется зима... И только яркие прутья краснотала, по которым уже потянулся вверх земной сок, свидетельствовали о том, что все-таки это весна.
На размытой дороге застревал даже «газик» — мы вылезали, рубили ветки, благо шофер знал, куда едет, и захватил топор. Мои новые сапоги и брюки были перемазаны грязью, и тут уж ничего нельзя было поделать, таким я и явлюсь на заставу.
Машину мне дали в отряде, и водитель не много мог рассказать о заставе. Он был вообще несловоохотлив, этот парень. Застава как застава. Сегодня, кстати, футбол будет. Нет, не своя игра, а по телевизору: в Москве открытие сезона. Вот и все, что мог сообщить мне водитель.
Я и то знал больше. Сегодня я представился начальнику отряда полковнику Флеровскому. Грузный, неповоротливый, с рассеченным, исковерканным лицом, полковник долго рассматривал меня, и мне стало не по себе под этим изучающим взглядом. Мне не нравится, когда меня разглядывают, словно какой-нибудь музейный экспонат. Но полковник вдруг вздохнул совсем по-домашнему:
— Садитесь, Андрей Петрович, разговаривать будем.
Неожиданное обращение по имени-отчеству успокоило меня, и в маленьком кабинете сразу стало уютно.
— Трудную заставу получите, — сказал полковник, будто извиняясь, что дает мне трудную заставу и что вообще такая существует. — И участок трудный, и люди есть там нелегкие. Ваш предшественник распустил их. Странный был вообще человек. Не вышло из него пограничника. Я думаю, пограничником надо родиться. А?
— Не знаю, товарищ полковник. По-моему, люди рождаются просто несмышленышами.
Он усмехнулся и вновь поглядел на меня — уже с заметным любопытством: вот-те и раз! Уже спорит!
— Я говорю о привязанностях. Вас, например, что потянуло в погранвойска? Романтика?
— Нет. Видимо, наследственность. Отец был пограничником.
Он кивнул. Должно быть, это выражало одобрение. Он не спешил знакомить меня с участком, хотя бы по карте. Он даже уселся поудобней, всем своим видом желая показать, что разговор будет долгим. А я косился на карту, висящую за его спиной. Шторки были раздвинуты. Красная линия границы тянулась с севера, заворачивая внизу на юго-запад, как бы перечеркивая всю карту. Голубые пятна озер, редкие кружочки с названиями сел... Полковник отлично видел, что я кошусь на карту, и не спешил. Нарочно не спешил! Я-то знаю, что он нарочно не замечал моего нетерпения.