Вдруг Дина поворачивается, тихонько рычит и, принюхавшись, успокаивается. Сзади меня, за кустами, — голоса. Два голоса — мужской и женский.
— Посидим?
— Да. В клубе жарко, спасу нет.
— А Ваня совсем не пошел.
Это Егоров, я узнаю его голос.
— Он на тебя и не похож, степенный.
— Ванька-то степенный? Лучше меня?
— Ты си-ильный!
Голоса смолкают. Очевидно, Егоров целуется там, за моей спиной. Так и есть:
— Отпусти! Нашел где целоваться.
— А я тебя хоть в клубе при всех.
— Ненормальный.
— Все равно и так знают, что мы поженимся.
— Это еще как сказать!
Она дразнит Егорова, и он злится:
— Опять?
— Не сердись. Это я в шутку.
Опять тишина у меня за спиной. Ужасно неловкое положение — будто нарочно сел тут, чтобы подслушивать. Приходится громко кашлянуть несколько раз, и тогда из-за кустов появляется Егоров:
— Это вы?
— Вроде бы я.
— Как вы... в общем, сюда?..
Он путается в словах. Приходится объяснить, что гонялись за браконьерами, вот и добрались до села. Егоров ныряет за кусты и выводит оттуда девушку. Очень славная девушка, чуть напуганная только — еще бы не испугаться! Сидит капитан, а рядом автоматы и овчарка — испугаешься!
— Вот, — говорит Егоров, — это Лена.
Он говорит это так, будто я уже все давным-давно знаю про Лену.
У нее крепкая рука, у этой девушки, — значит, работящая. Я приглашаю ее сесть, но она косится на Дину, а та тихо рычит.
— Спасибо, — говорит Лена, — мы лучше в клуб пойдем.
— Идите, идите, — киваю я. И снова мы с Диной среди этой ночи.
А может, я зря не пошел в клуб? Подошел бы к Майе Сергеевне, сказал «разрешите?» — и вот уже совсем рядом ее лицо и светлые волосы, падающие на глаза. И моя рука уже чувствует ее тело, такое близкое, такое доверчивое, что становится страшновато за его хрупкость. Но танец окончен. Я отвожу ее в сторону. «Я уже много знаю о вас». — «Так и должно быть, капитан, вы же пограничник». Она поправляет волосы и смотрит на меня долгим испытующим взглядом. Хватит!
Я сижу на скамейке, Дина поводит своими ушами-локаторами, и вот уже слышен гул машины. Еще через несколько минут солдаты разбирают свои автоматы и подсумки, Балодис отвязывает Дину. «Эх, всю бы ночку плясал!» — говорит кто-то.
В машине я закрываю глаза. Я не слышу, о чем говорят солдаты. Во мне еще продолжается тот придуманный, ненастоящий разговор. «Вы давно здесь живете?» — «Вы могли бы об этом узнать в сельсовете». Нет, не так. «Давно. А вот вы приехали недавно, верно?» — «Да», — говорю я. И опять ее лицо возле моего, но мы молчим, танцуем и молчим.
Потом я провожаю Майю Сергеевну до дому. Почему мы все время молчим? Я говорю: «Как странно: север, а такая жаркая весна». Больше я не знаю, о чем разговаривать. Тогда я открываю глаза. Мы уже подъехали к воротам заставы, и никакой Майи Сергеевны нет, а есть часовой у ворот — Аверин.