— Да.
— По-английски и оружие — амуниция.
— Умница, — сказал Максим. — Ну, словом, я к переднему твиндеку, а он наглухо задраен. Предлагаю капитану открыть, а он позеленел даже. Короче говоря, лежали там наши винтовки.
— Какие винтовки?
— Старые, довоенного образца. Ведь какую провокацию задумали, сволочи! Эти винтовки захватили у нас еще во время войны, они тридцать лет провалялись где-то на складе в Скандинавии. Комбинация же была такой: судно заходит в Ленинград, берет груз до Монреаля, а там канадские таможенники «обнаруживают» твиндек, забитый советским оружием. Для кого оружие? Для одной из стран Южной Америки — судно-то идет туда! Вот тебе и скандал на весь мир. Экспорт революции и тэ дэ. Представляешь?
Я представил себе, какой бы мог выйти скандал. В самом деле, поди докажи, что винтовки погружены не в Ленинграде. На Максима я поглядел с откровенным восхищением. Он смутился и, отвернувшись, буркнул:
— Изучайте языки, молодые люди!
Мы оба рассмеялись — так похоже Максим изобразил нашего преподавателя английского языка там, в училище.
— А помнишь...
Он вспомнил: надо позвонить домой, жене. И Володьке Семенову. Я сказал, что незачем будить их в такую рань. Максим мотнул головой и сказал, чтоб я не спорил, вечная у меня привычка — спорить.
— Нина, проснись! Приехал Андрей Лобода. Тот самый! Я это к тому, что сегодня вечером должен быть пирог с корюшкой. Этот пижон не знает, что такое корюшка.
— Травка, вроде лука, — сказал я.
Максим повторил в трубку:
— Он считает, что это травка, вроде лука. Ну, досыпай, золотко мое.
Потом он начал набирать другой номер. Я положил руку на рычаг. Не надо будить Семенова. Если Володька не изменился, он по-прежнему больше всего на свете любит поспать. Как-то раз мы работали в одном алма-атинском совхозе, спохватились — где Володька? А он спит в теньке. Мы засыпали его апортом, каждое яблоко в полкило, но Володька только покряхтывал и спал. Мы воздвигли над ним пирамиду из яблок, а он спал себе, лодырь. И только когда решил повернуться на бок, почувствовал неладное, открыл свои рыбьи глаза, поглядел наверх, на яблоню, и произнес: «А, яблочки!.. Ничего себе насыпало!»
Не надо звонить. Я сам зайду к нему сегодня.
Я исподтишка разглядывал Максима. Мы не виделись с ним с того дня, как он уехал в Ленинград после училища. Мы сто раз, наверное, договаривались: отпуск проведем вместе, с женами, в Ялте, или в Гагре, или еще где-нибудь. Потом оказывалось, что у нас не совпадали отпуска. И снова договаривались в редких письмах: «На будущий год непременно давай двинем в Ялту».