На том мы и расстались, а когда я спросил потом Проппера, что это за намек, он ответил: «Это, как вам сказать, целая история». И поведал, что Гакебуш бессовестно предал его, убедив Протопопова, что теперь, когда и куры денег не клюют, легко получить от банков крупный капитал для новой большой газеты. Банки охотно откликнулись. Опасаясь, что из-за войны трудно будет оборудовать новую типографию, Протопопов, все по наущению Гакебуша, вступил в переговоры с Проппером на условиях полного устранения последнего от участия в редакции. «Сам Гакебуш дерзко в глаза объявил мне, что меня в золотую клетку посадит. Я, как вам сказать, не согласился, и тогда они решили во что бы то ни стало погубить меня, сманили лучших сотрудников, управляющего, который заведует всем делом, предложив им удвоенное жалованье». Перед денежным соблазном не устояли и лучшие имена публицистов и литераторов, а Леонид Андреев принял даже на себя роль организатора: Н. К. Рерих рассказывал, что он явился к нему вместе с одним радикальным журналистом и, театрально поклонившись, заявил, что «славяне пришли к варягам» и просят его войти в «Русскую волю». Осторожный Рерих выразил сомнение, на что Андреев, бия себя кулаком в грудь, кричал: «Какие же сомнения? Ведь со мной, со мной! А гонорар какой угодно!» Точно так же сам Протопопов соблазнял Шингарева: «В Лондоне мы жили в одной гостинице, и, страдая бессонницей, Протопопов ночью стучался в мой номер, просил медицинского совета и начинал говорить без конца, предлагая сотрудничать в „Русской воле“. Я уклонялся, ссылаясь на связь с „Речью“, но ему это было непонятно: «То другое дело. А я буду вам платить по рублю за строчку. И Милюкова тоже попрошу принять в моей газете участие». Как только грянула революция, организованная Гакебушем разношерстная группа поспешила объединиться на немедленном его устранении от созданной им газеты.
Расстройство снабжения отразилось и на прессе, главным образом потому, что бумажные фабрики стали работать с перебоями, как из-за недостатка рабочих, все-таки отвлекаемых в ряды армии, так и отсутствия некоторых, выписываемых из-за границы принадлежностей. По нашему настоянию образован был при министерстве торговли «бумажный комитет» из представителей министерства, фабрикантов и потребителей, меня выбрали председателем секции потребителей, пришлось наспех знакомиться с техникой бумажного производства, а для получения разных «разрешений», без коих тогда шагу ступить нельзя было, обивать новые пороги: министра-князя Шаховского, тоже ставленника Распутина, Сазонова и даже шведского посланника. Сазонов был среди тогдашних товарищей своих белой вороной. Глубоко честный, преданный России патриот, он очень радел о своих обязанностях. А все, что не касалось его ведомства, было для него принципиально чуждым. Интересоваться чужой компетенцией значило бы переступать границы полномочий. «Вы кстати пожаловали, – встретил он меня однажды, – могу вас обрадовать приятным известием: в Рижском заливе взорван германский броненосец». Я стал допытываться, к какому типу относится подтопленное судно. Тонкое лицо министра совсем сморщилось, и, смотря на меня недовольно, он раздраженно сказал: «Я же не морской министр, различать типы судов не учился». А это звучало: «Свяжись с невоспитанным человеком, сам рад не будешь».