Я не успел еще обжиться в Туле, как Давыдов командировал меня в уездный город Ефремов «в помощь» городскому судье Лохвицкому, сыну известного криминалиста, сильно запустившему делопроизводство. По установившемуся обычаю, командируемый поселялся в квартире того, к кому он был прикомандирован, но несчастный Лохвицкий сам ютился в двух полутемных комнатах в квартире сравнительно еще молодой женщины, тощей, с красными пятнами на щеках, настоящей ведьмы, перед которой он дрожал как осиновый лист. Я отлично устроился у высоченного белобрысого судебного следователя, которому мало шло дружеское прозвище Ваничка. По сердечным делам Ваничка тяготел к Туле, где проводил пять дней в неделю, и очень негодовал на местных воров, которые в своих столкновениях с законом не считались с его расписанием. Я тоже был ими недоволен, потому что, оставаясь вдвоем с его письмоводителем, был сам себе хозяин и в свободное время вздумал штудировать Савиньи[32], а когда Ваничка приезжал, надо было расплачиваться выслушиванием его плаксивых жалоб на неудовлетворенность жизнью.
Делопроизводство Лохвицкого представляло собой подлинно авгиевы конюшни, и пришлось энергично приняться за их расчистку, но я мог только подготовлять дела к слушанию, а потом писать решения и приговоры. От Лохвицкого же требовалось выслушать в заседании стороны и потом написать резолюцию, проект коей был уже готов, но у него был какой-то паралич воли и энергии, он буквально умолял не торопиться и часами валялся на продавленном диване, напряженно прислушиваясь к разговорам ведьмы, доносившимся из соседней комнаты, и приходил в ужас от моего громкого голоса. Однажды он подобострастно сообщил, что у него большая просьба ко мне – принять участие в устраиваемом ею любительском спектакле. Я замахал руками, но он свои молитвенно сложил, лепетал, что я не представляю, какие неприятности доставил бы ему своим отказом, и что зато он быстро двинет дела и никогда не забудет одолжения. Я присутствовал при одном или двух обсуждениях предстоящего спектакля и ясно помню странное ощущение: я забывал, что идет подготовка любительского спектакля, казалось, что присутствую на инсценировке чеховского рассказа, и неизменно с улыбкой вспоминал эти обсуждения, когда смотрел нашумевшую пьесу Пиранделло «Шесть персонажей в поиске автора».
Мне пришлось побывать в командировках и в некоторых других уездах, и всюду я неизменно встречал царство Чехова. Выездные сессии в уезды, к которым меня прикомандировывали в качестве защитника подсудимых по назначению, больше напоминали пикник. Приезжие размещались у местных чинов судебного ведомства, и кипение жизни начиналось именно после окончания судебных заседаний, в которых живой, активный интерес к скамье подсудимых проявляли только присяжные заседатели. Для них роль судьи была делом новым, необычным, поэтому они усердно работали мозгами и напрягали все силы разумения и чувства, в противоположность профессиональным судьям, у которых привычка к судебному заседанию вырабатывает трафаретное отношение, которое чем дальше, тем сильнее затвердевает, и слушание дела превращается в досадную, ненужную формальность. У меня привычки еще не сложилось. К обязанности защитника я относился серьезно и добросовестно.