– Какой еще стороне?
– Ой, я тебя умоляю. – Не спросив разрешения, она хлебнула шнапса из моей рюмки.
– О чем ты меня умоляешь?
– Не забывай, что ты был в нее влюблен. По-своему, бестолково и сбивчиво.
– Все не так, – запротестовал я. А потом с вызовом добавил: – Но это правда: я ее любил. Как и ты.
– Я – по-другому, но в сущности это верно. Не вижу проблемы.
– А я вижу?
– О, да. Но ближе к делу: ты бы поверил биографии, написанной любовником героини?
– Я не собираюсь писать биографию. И я не был ее любовником.
– Допустим, но неужели тебе не приходило в голову разыскать, к примеру, Джеффа?
– Джеффа? Этого засранца? Нахера мне его искать?
– Чтобы узнать мнение другой стороны.
– Другой стороны? Другая сторона, если я правильно помню, состояла только из Джеффа.
– Помнишь, что она сказала на первом занятии? Как-то так: «Возможно, я не всех устрою в качестве лектора». Для нас с тобой она была лучшим преподавателем. Но не для всех. Ребята хотели чего-то более традиционного. Даты, имена, факты – и отсюда общие представления. А не общие представления, из которых надо извлекать даты, имена и факты. Конечно, поначалу им было интересно, но затем это стало… доставать.
– Точно. Меня… и тебя… она доставала, то есть встряхивала мозги, заставляла думать снова и снова, чтобы искры в голове вспыхивали.
Анна улыбнулась мне нарочито-снисходительной улыбкой.
– Да, разжигала в голове искры. Но многие считали, что ее хлебом не корми – дай только запрячь любимого конька.
– Оседлать. Оседлать любимого конька.
– Без разницы. Людям не терпелось сдать экзамены и вернуться к нормальной жизни.
– Тогда они просто дураки.
– Нил, учитель-энтузиаст – это в некоторой степени удобный миф. На него иногда ведутся подростки, но никак не тридцатилетние лбы. А тебя, кстати, всегда тянуло к женщинам, которые все разложат по полочкам. Как я, например.
Я смешался, а затем вспылил. Анна, кажется, путала два совершенно разных этапа моей жизни.
– То есть ты ставишь себя на одну доску с Э. Ф.? – возмущенно спросил я, подразумевая: считаешь себя такой же знающей, такой же неподражаемой, такой же замечательной?
– Нил, у нас обоих волосы сединой тронуты, нам уже поздновато обижаться.
– Не знаю, не знаю. Но ты, очевидно, возомнила, что можешь все разложить по полочкам. Мне это уже не интересно. И мы, похоже, сильно отклоняемся от темы.
– Нет, не отклоняемся.
– То есть ты теперь отрицаешь, что Э. Ф. была одной из самых экстраординарных личностей, какие тебе встречались?
– Ничего я не отрицаю. Я всего лишь подвожу тебя к мысли – ничего не раскладывая по полочкам, – что не стоит превращать задуманную тобой книгу в хвалебный монолог. Не забывай, что говорила Э. Ф. о словах на «моно-».