В своем персидском походе Юлиан тоже не пренебрегал знамениями. «Однако слишком уж часто и обильно, – пишет Аммиан, – он поливал жертвенники кровью животных: иной раз он закалывал по сто быков, без счета приносил в жертву множество разного скота и белых птиц, которых отыскивали на суше и на море». Фанатизм или военная хватка? В любом случае эти действия граничили с комизмом: «каждый почти день можно было видеть, как наедавшихся без меры мяса и напившихся до бесчувствия солдат после оргий в лупанариях тащили по улицам в казармы на своих плечах прохожие».
Когда Юлиан перешел через Евфрат и направился в Ассирию, остановки на гадания участились, а вместе с тем среди приближенных разгорелось соперничество за близость к императору. Заявила о себе, например, кучка прорицателей-этрусков, у которых были с собой особые руководства для предсказаний в военное время: в них запрещалось вторжение на чужую территорию, даже ради правого дела. От этого предостережения этрусков с презрением отмахнулась группа философов, чье влияние было на подъеме.
Но что позволительно было считать предзнаменованием свыше, а что – нет? Вечером 7 апреля 363 года в небе появилась туча; она превратилась в непроглядную пыльную бурю, и солдата по имени Иовиан вместе с двумя лошадьми, которых он вел с водопоя, убило молнией. Толкователи погодных знамений узрели в этом – до чего же дивное название – «советодательную молнию». Но предсказание в очередной раз отмели философы, заявив, что это обычное ненастье: если оно о чем-нибудь и говорит, так только о преклонении природы перед императором. Наступление продолжилось.
После победоносной осады Ктесифона, в которой, по ряду источников, пало две с половиной тысячи персов, при римских потерях в семьдесят человек, Юлиан решил принести жертву Марсу Мстителю, дабы закрепить успех. Для этой цели был заказан десяток великолепных быков, но…
…девять, еще не будучи подведены к жертвенникам, сами жалостно простерлись на земле, а десятый оборвал веревку и убежал. С трудом привели его назад, и когда его принесли в жертву, знамения по внутренностям оказались неблагоприятными. Увидев это, Юлиан в сильном негодовании…
И что же он сделал в сильном негодовании? Устроил поставщику великолепных жертвенных быков экзекуцию? Или что-нибудь похуже? Вовсе нет. Он «воскликнул, призывая в свидетели Юпитера, что он не будет более приносить жертв Марсу». В запальчивости? В порядке неразумного искушения судьбы? «И он сдержал свою клятву, похищенный вскоре смертью».
Да и самой смерти его предшествовало немало поводов для дивинаций. Накануне, когда стемнело, «он увидел, как рассказывал об этом приближенным, в смутных очертаниях образ Гения римского государства, который он видел в Галлии, когда принимал верховную власть. Голова и рог изобилия были закрыты, и видение грустно прошло через занавес его палатки». Тогда Юлиан вышел на воздух и «увидел пламенеющий факел, который, казалось, падал с неба. Ужас охватил его при виде этого явления, так как он боялся, не сам ли Марс столь открыто явил бедой грозящее небесное знамение». Юлиан призвал к себе этрусков-прорицателей, и те вновь объявили, что военные действия следует приостановить, и вновь этрусских авгуров не стали слушать. Они умоляли его не выдвигаться хотя бы несколько часов, но «император отверг всякую науку предсказаний». Юлиан выдвинулся маршем, Юлиан погиб.