Садовая калитка хлопнула, и тут же на дорожке выросла величественная фигура прославленного исследователя Африки. Он в некотором удивлении воззрился на беседку, где мы расположились.
– Вы посылали за мной, мистер Холмс? Я получил вашу записку примерно час тому назад, вот и явился к вам, хотя, по правде говоря, не понимаю, почему должен следовать вашим указаниям.
– Возможно, прежде чем расстаться, мы это выясним. Между тем весьма обязан вам за ваше любезное согласие. Приношу извинения за то, что принимаю вас на открытом воздухе, но я и мой друг Ватсон почти что вписали еще одну главу в историю, которую газеты именуют Корнуоллским Ужасом, и предпочитаем дышать чистым воздухом. Поскольку вопросы, которые нам предстоит обсудить, вероятно, коснутся вас самым тесным образом, то было бы неплохо побеседовать там, где нас не смогут подслушать.
Исследователь вынул сигару изо рта и сурово уставился на моего компаньона.
– Решительно не понимаю, сэр, – проговорил он, – что это за вопросы, которые касаются меня самым тесным образом.
– Я имею в виду убийство сэра Мортимера Трегенниса, – отчеканил Холмс.
На мгновение я пожалел, что у меня нет оружия. Свирепое лицо Стерндейла густо побагровело, глаза выкатились, на лбу вздулись крупные узловатые вены, и он шагнул к моему спутнику со стиснутыми кулаками. Затем остановился, неимоверным усилием воли овладел собой и напустил на себя хладнокровный вид, внушавший бо́льшие опасения, чем его необузданная вспышка.
– Я так долго жил среди дикарей и вдали от всяких законов, – проговорил он, – что приучился сам вершить закон. Вы поступите благоразумно, мистер Холмс, если будете помнить об этом, поскольку у меня нет ни малейшего желания причинять вам вред.
– И у меня нет ни малейшего желания причинять вам вред, доктор Стерндейл. Нагляднейшим доказательством этого служит тот факт, что, располагая уликами, которые мне удалось добыть, я послал за вами, а не за полицией.
Стерндейл, задыхаясь, опустился на сиденье, впервые, быть может, за всю свою полную приключений жизнь охваченный благоговейным страхом. В поведении Холмса сквозила спокойная уверенность, которой нельзя было противостоять. Наш гость пробормотал что-то невнятное, от волнения сжимая и разжимая свои огромные руки.
– Что вы имеете в виду? – выдавил он наконец из себя. – Если вам вздумалось блефовать, мистер Холмс, то для вашего опыта вы избрали неподходящего человека. Давайте не будем ходить вокруг да около. О чем идет речь?
– Отвечу вам прямо, – сказал Холмс, – по той причине, что надеюсь: откровенность повлечет за собой откровенность. Каков будет мой следующий шаг, всецело зависит от того, какой род защиты вы изберете.