Леон же теперь никуда не спешил и на Керзон-стрит поспел как раз к ужину.
– Я не намерен проводить дальнейшее расследование, – заявил он, – между тем готов держать пари, что эти сейфы в Париже и Риме уже пусты и что одна очень умная девушка, которая наверняка приходится дочерью одному из обманутых клиентов мистера Тру, сейчас оказалась в состоянии помочь своим родителям.
– Откуда вам известно, что у нее есть родители? – спросил Манфред.
– Я этого не знаю, – откровенно признался Леон. – Однако уверен, отец у нее есть – на прошлой неделе я отправил каблограмму генералу Поулу, чтобы узнать, по-прежнему ли его умница-дочь проживает вместе с ним, и он ответил мне: «Весь минувший год Маргарет провела за границей, получая образование». Полагаю, роль горничной у супруги мошенника можно вполне считать таковым.
9. Человек, который пел в церкви
С большинством дел о шантаже, с которыми клиенты обращались к «Троим Благочестивым», приходилось разбираться именно Леону Гонсалесу.
Однако, судя по его принципам, коих он неукоснительно придерживался, Леон представлял собой последнего человека в мире, которому должны были доставаться подобные проблемы, ведь в своей знаменитой статье «Отпущение грехов», повысившей продажи ежеквартального журнала на тысячу процентов, он весьма недвусмысленно изложил собственное мнение на сей счет: «…Что касается шантажа, то я не вижу иного адекватного наказания для закоренелых преступников, кроме смертной казни. Невозможно вести переговоры с теми злоумышленниками, кто добывает себе средства к существованию столь отвратительным способом. Очевидно, в их натуре нет такой черты, к которой можно было бы воззвать; и никакая система исправительно-трудового наказания не способна повлиять на них. Их даже нельзя назвать людьми, зато можно приравнять к тайным отравителям, торговцам наркотиками и…»
Это ремесло он именовал не иначе как вырождением.
Впрочем, в борьбе с подобными пороками общества Леон прибегал к куда менее драматичным средствам; однако не будет преувеличением предположить, что те радикальные способы, коими изобиловало дело мисс Браун и человека, певшего в церкви, получили его самое искреннее одобрение.
Разновидностей красоты существует столь великое множество, что даже Леон Гонсалес, питавший страсть к классифицированию, вынужден был сдаться на восемнадцатом подпункте тридцать третьей категории брюнеток. К этому времени, кстати, он исписал два блокнота размером в одну четвертую листа каждый.
Если бы сия задача не прискучила ему до того, как он встретил мисс Браун, то он наверняка признал бы ее безнадежной, поскольку означенная леди не подпадала ни под одну категорию, да он и не выделял ее черты ни в едином из своих подпунктов. Она была смуглой, стройной и элегантной. Леон ненавидел последний эпитет, но вынужден был признать его справедливым. За ней оставался шлейф нежного аромата. Леон назвал ее девушкой-лавандой. Она же представилась ему как мисс Браун, имя это явно было не тем, что получила при рождении; кроме того, она носила облегающую шляпку, поля которой закрывали лицо, весьма затрудняя ее узнавание в случае дальнейших встреч.