Даже понимая, что это происходит не на яву, Люциус с трудом подавил желание броситься ей на помощь. Через секунд десять цепь опустилась и Холька упала на мостовую, под ноги Люциусу. Она откашлялась и отдышалась, но в её тихих стенаниях слышались довольные нотки. Люциус смотрел на это с напряжением.
Но когда Холька посмотрела на него взглядом, полным униженного измученного блаженства, он не сдержал отвращения и пнул её прямо в лицо. Она отползла на пару шагов. Но вместо обиды заулыбалась ещё шире и эта улыбка наполнилась нескрываемой похотью. Люциус отступил, даже забыв, что это происходит не в реальности. В этот миг рука цепь сама пролетела к нему.
— Животное. Глупое, примитивное. Но покладистое. И главное — твоё. Бери и властвуй. Мессия.
Он неуверенно взял её. В тот же миг женщина прогнулась и завиляла задом, став этим совсем похожей на преданную ласковую собаку.
Не теряя ни секунды, Люциус отбросил цепь в сторону. Она будто оторвалась от неба и упала на мостовую совершенно бесшумно.
— Дурак! — Голос рассмеялся. — И ты то у нас всё время говоришь о власти!
— Это ты дурак, раз посмел предложить мне такое.
— Когда это я предлагал тебе того, чего бы сам не хотел? Но ты трус и гордец. Ты боишься взять то, что сильнее тебя, но гордость не позволяет тебе взять то, что лежит прямо у твоих ног.
При этих словах, Холька высунула длинный раздвоенный язык, и облизнулась. Люциус подошёл и со злости вновь пнул её.
Она упала навзничь, тут же вскочила и, взглянула на него обиженно и бросилась бежать на четвереньках, прячась за прохожими.
Он некоторое время смотрел ей вслед. Когда она исчезла, он опустился и сел в удобное кресло, которого пару секунд назад здесь не было. Осмотрел себя. Его правая рука была без кисти, как и в обычном мире.
Рядом прошёл Александр, рыцарь Ордена, который когда-то забрал его из Культа и воспитал в Ордене, как своего сына. Обожжённый, без единого целомо места не лице, он остановился, поклонился Люциусу и прошёл дальше.
Мессия проводил его задумчивым взглядом.
Некоторое время сидел и размышлял о будущем. Ничего хорошего оно не несло. При любых вариантах. И не могло нести. Через какое-то время его глаза стали закрываться.
Когда он вновь открыл их, то обнаружил себя в кровати в той же комнате, в которой жил последние две недели.
Рядом никого не было. Дверь была закрыта. На столе стояла кружка с чаем и лежала записка: «Мы вернулись».
Он вспомнил, что Холька с Энриком уезжали в город за едой и ингридиентами.
Медленно выходя наружу, он заметил, что боли в пояснице уже почти нет. Лишь лёгкое покалывание.