И еще признание. Порой мне казалось, что он не просто сотрудник разведки, а нечто более — словно бы посланник какой-то высшей субстанции, помогавший своей стране отстоять безопасность, а значит, сделать жизнь народа спокойной и достойной.
Писатель под грифом «секретно»
Банально, а что поделаешь: если человек талантлив, то во всем. Но тут давайте не переигрывать. Основные таланты разведчика-нелегала Фишера проявились все же не в шелкографии, и даже не в любимой живописи, и не в писательстве. Хотя, вернувшись домой из Штатов, Вильям Генрихович помимо основной работы с удовольствием брался и за другие дела, далекие от его профессии.
Он любил спокойно, без наскока испытывать себя в чем-то новом, неведомом, и в отличие от многих не охладевал, когда что-то не удавалось, не шло сразу и быстро. Возможно, именно в последние годы в Штатах он и набрался терпения, которого теперь хватало. Приступал к намеченному с еще большей тщательностью, чем раньше. Всегда старался доводить начатое до конца.
Эвелина Вильямовна оценивала перемены в отце несколько по-иному. Видела, что четыре с лишним года тюрьмы не прошли даром. Он явно сдал физически. Чуяла: точит недуг. И не зря все чаще оставались нетронутыми в мастерской, на некогда любимом чердаке, рубанок с дрелью. Даже после ухода в формальный запас Вильям Генрихович к ним притрагивался нечасто.
Зато пришли совсем новые увлечения. Как-то рассказал домашним: пишет книгу. Нечто вроде детектива, но на собственный лад. Не спешил, не заставлял вслушиваться в каждую написанную главку, а в ответ на просьбы говорил, что повесть нуждается в правке, в редактировании. Да и отлежаться ей надо. Впечатление, будто не совсем знал, о чем он вправе рассказывать читателю. Нельзя, чтобы было очень похоже, методы работы и оперативные эпизоды должны были оставаться за полями, но и «развесистой клюквой» потчевать никого не собирался. Все те же принятые в его ремесле «рамки дозволенного» смущали, заставляли снова и снова переписывать уже готовое.
Ему откровенно не нравились книги о разведке, о чем полковник открыто признавался на встречах с молодыми коллегами по профессии, критикуя и такого признанного в те времена автора, как Кожевников. Из разведчиков творили иконы. Рисовали их «под копирку» — мужественными красавцами, сомнений не знающими. И всегда — безоговорочными победителями, о чем можно было догадаться еще со второго абзаца. У него вызывали усмешку стрельба, метание ножей и прочих отнюдь не разведывательных атрибутов. Быстрое «раскалывание» чужих шпионов, мгновенная вербовка источников — да еще и каких ценных!