— Она никогда о нем не говорила.
— Я думаю, она о многом молчала.
Подошел официант, я быстро натянула перчатку и выдавила вежливую улыбку.
— Десерта не нужно, спасибо. Принесите счет. — Я посмотрела на свои часики. — Нам пора. Жорж уже ждет, вы же не хотите опоздать на пароход.
В порту дочь позволила мне обнять себя, и я разрыдалась. Ледяной ветер сушил слезы на моих щеках. Жорж тихо стоял рядом, держа в руках кожаный саквояж. По трапу поднимались путешественники.
— Идите, — сказала я, но Луэлла не двинулась с места.
Она до боли сжимала мои руки.
— Наверное, мне не надо ехать, — сказала она. — Трей говорит, что лучше подождать. Он уверен, что Эффи вернется домой. Я уезжаю только потому, что больше ему не верю.
— Ты уже ничего не можешь сделать, дорогая. Я напишу, как только появятся новости. Обещаю. Я проверю дома, о которых ты говорила. Каждый день я проверяю больницы. — Я улыбнулась. — Телефонистки уже узнают меня по голосу. Слышала бы ты, как они вздыхают и неохотно соединяют меня. Но неважно. Я не брошу попыток.
Голос Луэллы дрожал, а глаза распухли и покраснели.
— Мне стыдно ехать. Я этого не заслужила.
— Ерунда. Ты должна жить своей жизнью.
— Это нечестно.
— Да. Все нечестно. Иди, а то вы опоздаете.
Жорж поцеловал меня в щеку:
— Приезжай в гости, как только сочтешь это удобным.
— Надеюсь, к этому моменту ты раскормишь мою дочь на сконах[4] и девонширских сливках.
— Мы очень постараемся.
Луэлла еще раз обняла меня:
— Прости, мама.
— Прекрати. Что сделано, то сделано. — Я подтолкнула ее к трапу.
Когда корабль отошел, я увидела, что Луэлла, стоя на верхней палубе, отчаянно машет мне. Поля ее широкой шляпы дрожали на ветру, полы пальто развевались и хлопали на ветру. Она выросла в красивую женщину. Я представила, что она выйдет замуж за англичанина и когда-нибудь будет стоять вот так же и махать вслед своей дочери. Все женщины нашей семьи пытаются куда-то сбежать. Со временем Луэлла поймет, как поняла я и как предстоит понять ее дочери: от себя убежать нельзя.
Я вспомнила, как мать упала на колени, когда я много лет назад уезжала в Америку, и как раздражало меня такое ее поведение. А теперь я могла только стоять, махать рукой и плакать, хотя уже не видела ни Жоржа, ни дочери. Пароход уходил все дальше в море.