— А до каких часов работают магазины? — спохватилась Романова.
Маша посмотрела на часы:
— У нас еще есть полчаса.
— Пойдешь с нами? — Романова обернулась к Раскольникову.
— Нет. Я не люблю магазины. Я вас здесь подожду.
— Мы быстро. Туда и обратно. А то я с твоими перемещениями без платья останусь.
Он промолчал.
«Обиделся, — подумала Романова. — И черт с тобой». Он вдруг надоел ей сильно и мгновенно, как головная боль. Захотелось встать и уйти, и купить новое шикарное платье, и зашагать в нем по Италии, как хозяйка жизни, а не раба любви. Жертва чужой авантюры…
Времени было мало, нервы издерганы, поэтому Маша и Романова спешили, нервничали, мерили, снимали, опять мерили и судорожно стаскивали через голову одно платье за другим. Лавочка была маленькая, примерочная тесная, и все кончилось тем, что купили дорогое платье — дороже, чем планировала Маша. От этого настроение у нее упало. И когда вышли из лавочки — обе молчали, переживая второй шок за сегодняшний день.
Своих денег у Маши не было, значит, она залезала в карман мужа и, значит, придется объясняться. Антонио — жаден до тошноты, и разборка займет неделю.
— Я в Москве отнесу деньги твоей маме, — сказала Романова.
Она шла в новом платье, почти таком же, как у хозяйки ресторана, а старое несла в пакете. Она хотела поразить Раскольникова. Он увидит ее в новом платье и скажет: «Я не собирался любить тебя, это не входило в план. Но я влюбился. И поэтому я остаюсь. Я остался только из-за тебя…»
Маша подумала с удовлетворением, что она не потеряла деньги, а как бы перераспределила капитал, сделала подарок своей маме. Она ведь должна помогать маме, живущей в социализме и дефиците, а попросту — в нищете. Но Антонио безразлично, куда уходят деньги — на подругу или на маму. Они УХОДЯТ от него и машут на прощание рукой.
— Как ты думаешь, он не сбежал? — заподозрила Романова.
— Да нет. Он струсит. Он трус.
— Почему? — удивилась Романова.
Сбежать в чужой стране — поступок, почти героический.
— Если решил уйти, зачем тебе сказал? Зачем он на тебя это повесил?
— А зачем?
— Чтобы не тащить одному. Это — тяжесть. А вдвоем легче.
Маша помолчала, потом добавила:
— Все они эгоисты и сволочи.
Вышли на площадь. Раскольникова не было.
— Ушел, — сказала Романова. В ней все рухнуло.
— Он в гостинице, — убежденно возразила Маша. — Спать лег.
По площади летали голуби. Индусы продавали свою продукцию, которая была разложена прямо на асфальте: платья, бусы, фигурки из сандалового дерева.
Между людьми и платьями ходил наркоман, курил свою наркоманскую самокрутку, жадно затягиваясь. Он был в кожаном пальто, надетом на голое тело, длинноволосый блондин, отдаленно похожий на Раскольникова, но красивее. Крупнее. Просто красавец.