Надя Костина укладывала чемодан. Завтра утром переезд в другой город. «Куда мы едем? — напряглась Романова. Заболела голова. — В Геную, кажется. А может, и не в Геную». Теперь уже все равно. Ее путешествие кончилось.
Русская зима. Крутая гора. Романова на детских санках съезжает с горы. Стремительное скольжение. Дух захватывает от восторга. И вдруг впереди явственно видит прорубь с зеленоватой водой. Санки несет прямо в прорубь. Ничего нельзя сделать. Сейчас она утонет. Осознание смерти за несколько секунд до смерти…
Зазвенел телефон. Романова спохватилась. Никакой проруби. Номер в отеле. Рим. Италия. Раскольников ушел.
— А… — сказала Романова в трубку.
— Катя, вы извините. — Узнала голос Руководителя. — Пропал Леня Минаев. Вы последняя, кто видел его…
Руководитель ждал, что она начнет говорить, но Романова молчала. Выжидала. Да. Последняя. И что с того?
— Вы не знаете, куда он пошел из гостиницы? Он вам ничего не говорил?
— Он говорил, что хочет купить пишущую машинку, — соврала Романова.
— Да… У него были деньги…
— Я встречалась с подругой. Мы купили платье. Потом сидели в ресторане.
Романова поймала себя на том, что отчитывается.
— Мы ели рыбу…
— Да, да, спасибо, — поблагодарил Руководитель. Что делала Романова — ела, пила, — все это его не интересовало. Она интересовала его только в паре с Минаевым, а не сама по себе. — Спокойной ночи, — попрощался Руководитель.
Романова положила трубку. Четыре часа утра. А Руководитель еще не знает. Значит, и посольство не знает, иначе бы сообщили. Значит, не перехватили. УШЕЛ.
— Кто это звонил? — спросила Надя Костина.
— Минаева ищут. Он не вернулся в гостиницу.
— В бардак пошел, — с уверенностью сказала Надя. — В публичный дом. У него есть деньги в отличие от нас всех.
— А откуда?
— У него в Италии пьеса идет. И во Франции.
— Какая пьеса? — оторопела Романова.
— Какая-то… Авангард…
— Он что, выдающийся?
— Ну не знаю насчет выдающийся… Но любопытный парень. С перевернутыми мозгами. И не только…
— Что ты имеешь в виду?
— Из-за него Нинка Шацкая вены резала.
— Вострякова, — поправила Романова.
— Да нет. Вострякова беременная. Нинка — другая история. У него этих баб как вшей на покойнике.
— А кого он любил? — спросила Романова.
— Никого. Себя. Для него люди — мусор. И вообще все мужики — предатели и проституты, — подытожила Надя.
— А у тебя были мужчины? — осторожно спросила Романова.
— Был, — сухо ответила Надя в единственном числе.
Романова догадалась, что Надин бешеный рывок к счастью тоже окончился оплеухой и она не захотела повторять и множить плохой опыт. В отличие от всех остальных женщин.