Записки женатого холостяка (Ханаев) - страница 84

Домой уже не пошёл. Решил эти полтора часа погулять. Вот и октябрь. Самый тёмный месяц. Листья почти облетели, трава пожухла, снег ещё не выпал и не закрыл собой грязь. Небо тёмное, асфальт тёмный, земля тёмная и район наш тоже тёмный. Фонари почти не горят, улицы подсвечиваются из окон домов и фарами проезжающих мимо машин. Иду почти на ощупь и по памяти. Ведь это мой район, здесь я вырос. Каждая тропинка, дорожка, кустик — всё знакомо. Только что-то стало большим, например, как вон те ели у поликлиники, а что-то совсем маленьким, как та пристройка возле дома — когда в детстве лазили на её крышу, казалась небоскрёбом, а сейчас с места смогу на неё запрыгнуть! Думал ли я когда-нибудь, что сначала, казалось бы навсегда, покину эти улицы, а спустя пятнадцать лет вернусь обратно? Нет, не думал. В детстве не задумывался, а когда своя семья появилась, то даже и предположить такого развития событий не мог. Семью ведь создают не для того, чтобы потом её ломать…

Вот моя школа. Десять лет жизни. Интересный возрастной парадокс — те десять лет казались вечностью, а пятнадцать лет семейной жизни пролетели как один миг. И вообще годы взяли такой разгон, что даже страшно становится. Старею, что ли? В начальных классах школа откровенно пугала — было страшно опоздать, получить плохую отметку или замечание. Потом выработался «здоровый» пофигизм, а в старших классах учебное заведение превратилось в притягательную зону комфорта — весёлые учителя, друзья, девчонки, возможность показать себя и посмотреть на других.

А это дом, где мы жили семьёй до того, как отец защитил докторскую. Потом нам дали квартиру большей площади, но самое счастливое время было здесь. Во дворе дома была булочная (теперь здесь фитнес-центр). И мне, ещё совсем маленькому ставили задачу — караулить, когда приедет машина и привезёт свежий хлеб. Позднее свежие, ещё горячие буханки чуть кисловатой сеенки мы покупали в складчину с пацанами, ломали хлеб руками и тут же во дворе ели, запивая водой из крана для полива цветов. Самым крутым считался тот, у кого в кармане лежал «барашек» от этого самого крана — он мог включать воду в любой момент, когда бы ни захотел. Иногда во дворе раздавался цокот копыт — это в булочную на подводах привозили чай с чаеразвесочной фабрики. Тот самый, «со слоном». Лошади на чаеразвеске продержались дольше всего — последний их приезд состоялся аж в начале восьмидесятых, когда всё уже давным-давно развозилось автомобилями. Приезд подвод был сигналом для всех окрестных домов. Поскольку время было рабочее, то дома, как правило, находились только бабки, дедки, декретницы и всякая мелкая шантрапа, типа нас, сидящая, в зависимости от времени года, на каникулах или с соплями дома. Вся эта пёстрая братия срывалась из своих квартир и выстраивалась в огромную галдящую очередь за чаем. Чай действительно был хорошим!