Столыпин был баловень судьбы. Все то, чего другие достигали ценою бесконечных усилий и загубленного здоровья и что приходило к ним слишком поздно, все это досталось ему само собой, и притом вовремя и в условиях наиболее для него благоприятных. Достигнув власти без труда и борьбы, силою одной лишь удачи и родственных связей, Столыпин всю свою недолгую, но блестящую карьеру чувствовал над собой попечительную руку Провидения. Все складывалось для него как-то особо благоприятно, и даже физические недостатки и несчастия и те шли ему на пользу. Короткое дыхание – следствие воспаления легких – и спазм, прерывавшие речь, производили впечатление бурного прилива чувств и сдерживаемой силы, а искривление правой руки – следствие операции костного мозга, повредившей нерв, – придавало основание слухам о том, что он был ранен на романтической дуэли; наконец, взрыв на даче на Аптекарском острове и тяжелое ранение детей, которые как бы пали жертвой его преданности долгу, привлекло к нему со всех сторон широкие симпатии сострадания.
К власти Столыпин пришел в то самое время, когда революция, охватившая окраины, а отчасти и центр России, была уже подавлена энергией П. Н. Дурново, а поднявшаяся против нее волна общественного порыва только еще нарастала. И эта волна сразу вознесла Столыпина на огромную высоту, с которой он и себе, и другим казался великаном. И сознание это бодрило и окрыляло его.
Самая смерть застигла его наверху удачи, власти и влияния, в обстановке совершенно исключительной, и как раз накануне дня, когда его положение должно было пойти на убыль. Он был убит в Киеве, матери городов русских, в крае, только что возвращенном им к сознательной национальной жизни и полном благодарных чувств. Он пал от рук предателя-еврея в торжественном собрании, на глазах царя и всей России, и, смертельно раненный, благословляющий ослабевшей рукой государя, был вынесен из зала под звуки народного гимна. Вся Россия провожала его до могилы, и погребен он был в ограде Киевской лавры, рядом со старыми борцами за русское великодержавие – Кочубеем и Искрой. Такой смерти и таких похорон не удостоился никто из его предшественников и вообще никто из правительственных лиц России.
А между тем, останься он жив, и судьба его была бы, вероятно, иная. Звезда Столыпина клонилась уже к закату. Пять лет тяжелого труда подорвали его здоровье, и под цветущей, казалось, внешностью он в физическом отношении был уже почти развалиной. Ослабление сердца и Брайтова болезнь[61], быстро развиваясь, делали свое губительное дело, и если не дни, то года его были сочтены. Он тщательно скрывал свое состояние от семьи, но сам не сомневался в близости конца.