Праздники отметили везде, где были советские люди, но Брестская губерния (так теперь называлось) особенно отличилась. Склады ГСМ, боеприпасов и даже комендатуры отметили очередное Первое мая, как раз после Вальпургиевой ночи. Своеобразная борьба с мракобесием, но в советском исполнении. Поразительно, но даже безоружные люди пытались хоть что-то сделать врагу. Вон, в той же Сеще, поляки, припаханные для обслуживания аэродрома, подсыпали пайковый сахарин в авиационный бензин. Фрицам следовало понять, что всё равно они ничего не добьются, но германец пока был уверен в будущей земельной доляшке и наборе персональных рабов. Слишком сильный стимул для небогатых немецких простолюдинов.
Зажигательные РСки были хороши, но не всегда срабатывали. Сгущёный бензин никак не удавалось сделать желеобразным, так как каучука не хватало, а другого варианта ещё не изобрели. Присланные экспериментальные образцы бронебойных ракет-снарядов оказались слишком тяжёлыми для ручного применения. Да и 132-ые тоже неудобны в лесах — нужны направляющие, чтобы пометче было. Плюс, а точнее, минус, то, что попадание с дальних дистанций оказалось проблематичным, особенно по движущейся цели. Немцы, разрабатывая свои фаусты, недаром закладывали в ТТД короткую дистанцию. 25–30 метров всё-таки достаточно близко, хотя в открытом месте хрен подкрадёшься к танку или грузовику. А на версту, дай бог, одна ракета из нескольких десятков прилетит куда надо. Конечно, можно бомбить навесиком самолёты, когда они кучкуются на аэродроме. Если промажешь, то в склад или казарму попадёшь. Хотя, для фронта, очень полезная штука.
МПшек у немцев маловато, нечего пока трофеить. Их на целую дивизию всего три-четыре сотни тарахтелок, поэтому выдают лишь опытным. Самый классный трофей — МГ-34 с патронами. Так что наши диверсанты за ними охотились с удовольствием, не жалея ног и времени. Очень ценным сведением была инфа о продуктовых складах. Хочешь не хочешь, но кушать хотелось всегда. Пленных не брали, ибо негде лагеря для них организовывать. Жестокость порождала ответную жестокость, а слово «гуманизм» оставили будущим поколениям. Призыв Ильи Эренбурга «Убей фашиста!» уже не вызывал негативности и внутреннего несогласия. Скорее логику класса «хороший фриц — мёртвый фриц». Да, нетолерантно, но так проще — каждый убитый враг эквивалентен сохранённой жизни нашего. Так что и выбора не было: или ты уничтожаешь немцев, или они уничтожат твоих родных и близких. В тот период никому в голову не приходило сдаться, чтобы в итоге распивать баварское пиво и разъезжать на «мерседесе». Даже в шутку такая хрень в мозгах не помещалась. А те, кто всё-таки шёл на сделки с врагом по доброй воле, в итоге вынуждены были резать своих же, чтобы фрицы по голове погладили и бутылку шнапса вручили вместе с колбасой на закуску. Объяснения типа «не мы такие — жизнь такая» не катили, не то что в двадцать первом веке.