Митька был не глуп. Он ясно понимал, отчего покраснел, выслушав Иринку. И он понимал, что происходит с ним. Но боялся признаться, что понимает. Гордость его не позволяла признаться…
И не позволяла еще долго. И увела его далеко…
Из этого «далеко» он и возвращался сейчас, топая по раскисшей дороге к Зеленому Долу, невесело и нелестно размышляя о самом себе.
…Все время после прихода в их дом Ирины и до позавчерашнего дня он жил в каком-то полусне и будто уже не подчинялся самому себе. Через неделю после ее посещения с ним разговаривала по телефону врач Вера Михайловна Смирнова. Она говорила спокойно, по-матерински, называя его «Митенька»:
— Митенька, Лене очень тяжело. Сейчас ничего страшного уже нет, она будет жить. Но ей будет намного легче, если вы приедете. Приезжайте, вы облегчите ее страдания. Слышите, Митя? Я прошу вас…
Митька слышал. Но он не сказал ни «да», ни «нет», пробормотав что-то невразумительное.
— Так ждем, Митя, — сказала Вера Михайловна, закончив разговор.
Телефонная трубка словно прикипела к его уху. Он оторвал ее с трудом.
В Озерки он не поехал. Его ждали, а он не ехал. Кругом только и говорили что о приближающемся судебном процессе — а он не слышал. Потом обсуждали вынесенный приговор — он, кажется, даже не поинтересовался, кому это расстрел, кому тюрьма.
Даже когда мать сказала однажды как бы между прочим: «А ведь про докторшу-то эту твою говорят — ничего, дескать, Смирнова, мол, сколько-то операций сделала ей на лице. Вроде и рубцов заметно не будет. Да лицо что? С лица не воду пить…» — Митька пропустил это между ушей.
К этому времени в его мозгу вновь зашевелилась одна и та же мысль: не может быть, чтоб Шатрова так вот и отбросила его прочь, как истрепавшуюся вещь, его, Митьку?! Зашевелилась, подогревая все более и более.
И вот на прошлой неделе он все-таки, не понимая, как это случилось, оказался в доме Шатровых.
Старик Анисим лежал, укрытый, на кровати. Рядом, на табуретке, стояли пузырьки с лекарствами.
— Вот, Ирка… — тяжело дыша, выдавил Курганов, опускаясь на лавку. — Я пришел… сам пришел.
— Незачем тебе приходить сюда.
Анисим шевельнулся, с трудом повернул землистое, осунувшееся лицо.
— Почто же, поговорите, — сказал он уже явно через силу. — Хорошо, что пришел… Вы поговорите, а я послушаю.
Митька вынул было папиросу.
— Не кури, пожалуйста, — предупредила Ирина. Она поправила деду подушки, одеяло, отошла вглубь комнаты и оттуда произнесла: — Ну?
— Так почему же… незачем мне? — спросил Митька, не поднимая головы. — Я же не глупый и вижу, что я тебе… И вот я — сам… Ты это… понимаешь?