Как я встречусь с полковником? Что буду говорить? Врать не могу.
Сказать всю правду — засмеют. Да и захочет ли он меня видеть?
* * *
Ребята так были увлечены необычным рассказом друга, что забыли о костре. Лежали, смотря на говорящего, а когда он умолк, вдруг увидели, что огня уже давно нет, и только глазки красных угольков сонно подмигивают из-под пепла. Виктор уставился на угли и, видимо, забыв об окружающем мире, сидел неподвижно и молчал.
— «Вот случай, так случай! Тут умом рехнешься, ей-Богу! Прямо ужас какой-то, — разорвал тишину Геннадий — Не приведи Господь, никому другому».
— Да, мать моя женщина, это номерок получился! Хуже не придумать, — добавил Славик и поднялся. Задумчиво подержал в руках и бросил в костер охапку сучьев.
Они задымились, закряхтели на углях, заворочались от жара, но не вспыхивали. Тогда охотник наступил на них сапогом, подняв целый сноп, испуганно кинувшихся кверху искр.
Наконец, в глубине костра забарахтался яркий светлячок огня, который беспощадно набросился сначала на мелкие, а потом и на крупные сучки. Пламя вскинулось в темноту и дохнуло жаром. Все стали отодвигаться, прикрывать рукой лица.
— Ты что, озверел? Валишь такую кучу. Это ведь тебе не домна! Зажаришь всех!
Но скоро оживление прошло и все вновь уставились на Виктора, который, не отводя глаз от костра, закурил, тяжело затягиваясь и держа папиросу зубами.
— Ну, давай, Витек, не молчи! Взбаламутил всех, а сам в кусты. Что дальше-то?
— Вот, ребята, что я вам скажу: бывают люди невзрачные с виду, а душа в них огромная и добрая.
Был у нас начальником военной кафедры полковник Хейфиц — маленький такой, худенький. Идет — вроде всего боится, как мышка. Всем улыбается и здоровается с каждым. Бывало, парни в учебный корпус попрут — все двери нараспашку, толкотня на полчаса, а он стоит, улыбается и ждет. Иногда студенты специально расступятся, и приглашают его. А он посмеивается и рукой машет.
— Проходите быстрей сами, Вам нельзя опаздывать, а мне можно, засмеется так, что все зубы, как на выставке.
Когда мы были первокурсниками, совсем его не замечали. То в проходе кто-нибудь набежит на него, то на лестнице орем у него над головой. А он все терпит и посмеивается.
В отличие от других офицеров, вместо кителя он постоянно носил длинную гимнастерку из отличного, но не нового сукна и широкий офицерский ремень. Хромовые сапоги всегда блестели, как стеклянные.
Нас сначала поражало отношение к нему подчиненных. Они четко переходили на строевой шаг метров за десять до встречи, отдавая честь, готовы были съесть его глазами и провожали взглядом, поворачивая голову чуть ли не в обратную сторону. Полковник ласково взмахивал рукой и раскланивался с офицерами. Мы предполагали, что такое поведение заложено в нем от царской армии или минимум от дворянского сословия.