– Ну и вымокнем же мы сегодня, ребята! Уж поверьте старине Жан-Полю.
«Хоть одного я теперь знаю по имени», – подумал Фредерик. Темнота не позволяла разглядеть лицо гусара. Судя по голосу, то был один из ветеранов.
– Все лучше, чем жариться на солнце, – откликнулся другой голос. – Я слыхал, при Байлене…
– Пошел ты к черту в зубы со своим Байленом, – отвечал Жан-Поль. – Как только рассветет, погоним этих оборванцев по всей Андалусии. Ты разве не слышал, что полковник вчера сказал?
– Нам бы твои уши, – заметил кто-то. – Они у тебя, как известно, самые большие в полку.
– За своими следи, – огрызнулся ветеран. – А не то отхвачу при первом удобном случае.
– Ты и еще кто? – глумливо поинтересовался гусар.
– Ты, кажется, Дюран?
– Дюран. И я спросил, сколько народу ты позовешь в помощники, когда соберешься отрезать мне уши.
– Погоди, вот спешимся, тогда посмотрим, кто чего стоит…
Фредерик решил, что настало время вмешаться.
– Прекратить разговоры! – приказал не допускающим возражений тоном.
Перепалка мгновенно угасла. В наступившей тишине было слышно, как Жан-Поль ворчит себе под нос:
– Наш подпоручик, чтоб его черти взяли! Хорохорится, а сам еще пороху не нюхал… Ничего, красавчик, посмотрим, что ты запоешь, когда рассветет!
В ответ раздались негромкие смешки, но конский топот почти заглушил их.
Бесконечная вереница наездников двигалась сквозь тьму. Сабли, висевшие у каждого гусара на левом бедре, то и дело задевали стремена и шпоры, и по рядам всадников поминутно пробегал мелодичный звон. Чтобы не ломать строй, гусары старались держаться поближе друг к другу, и время от времени у какого-нибудь гусара срывалось невольное проклятье, когда его конь задевал скакавшую впереди лошадь. Со стороны эскадрон походил на мрачную кавалькаду призрачных всадников.
Внезапно небо осветило ясное зарево, будто от пожара. С тревогой вглядевшись в пылающие небеса, Фредерик понял, что впереди что-то полыхает. Зарево стало ярче, и возникли четкие силуэты домов. Их белые стены отчего-то напомнили юноше погребальные саваны; эскадрон въезжал в деревню.
– Вот она, Пьердас-Бланкас, – произнес один из гусар, но никто не обратил внимания на его слова.
Селение казалось совершенно безлюдным, лишь конский топот нарушал тишину. Почти все дома были заперты, как будто жители в полном составе покинули деревню. Хотя, скорее всего, они просто укрылись за белыми стенами и наблюдали за адской кавалькадой сквозь щели в оконных ставнях. Потонувшее во мраке немое селение выглядело настолько жутко, что Фредерика пробрала дрожь.