– Ладно, давайте договоримся так, – предложил я, видя его мучения. – Взвесим их на почтовых весах. Кладите.
Лич послушно положил деньги на чашку весов. Стрелка чуть-чуть не дотянула до семнадцати унций. Я вынес ему из кухни чистый пакет для продуктов, сел за стол, придвинул к себе пишущую машинку и отстучал расписку на шестнадцать и одиннадцать двенадцатых унции двадцатидолларовых купюр. Меня так и подмывало добавить «в идеальном состоянии», но я вовремя припомнил, как Лич предупреждал меня не играть в кошки-мышки с Секретной службой. В то самое мгновение, когда я протягивал ему расписку и ручку, в дверь снова позвонили, и я пошел в прихожую.
Это был инспектор Кремер. Я открыл дверь и впустил его. Заперев дверь на засов и обернувшись, я увидел перед своим носом сложенную вчетверо бумажку. Прочитал. Решил, что коллекционной ценностью данный экземпляр не обладает – обычный ордер штата Нью-Йорк.
– Обрати внимание, – самодовольно пророкотал Кремер, – что мне дано право произвести обыск, чтобы найти этот сверток.
– Не трудитесь, – хмыкнул я. – Вы отлично знаете, где его искать.
Он протопал через прихожую в кабинет. Я остановился в дверях. Лич, стоявший возле моего стола с пакетом в одной руке и с деньгами в другой, обернулся.
– Маленькая проблема, – произнес я. – Лич уже подмахнул мне расписку на всю сумму, но я могу ее порвать. Слушайте, а почему бы вам пополам их не поделить, а? По-братски.
Кремер остановился в футе от секретного агента. На его шее подергивалась жилка.
– Этот сверток – улика в деле об убийстве, – с трудом сдерживаясь, произнес он. – У меня на руках судебный ордер на его изъятие.
– У меня тоже, – ответил Лич. – Выданный Федеральным судом. – Он неторопливо сложил деньги в пакет и зажал его под мышкой. – Если пришлете к нам своего человека, инспектор, ему позволят осмотреть содержимое. Мы всегда за то, чтобы сотрудничать с местными блюстителями порядка.
Обогнув Кремера, он двинулся к выходу. Кремер круто развернулся и последовал за ним. По пути он метнул на меня взгляд, который наверняка испепелил бы любого, менее искушенного в столкновениях с властями бойца. Открывать им дверь я не стал, опасаясь, что не сумею так долго сохранять серьезное выражение лица, однако стоило двери за парочкой захлопнуться, как сдерживаться я перестал. Смех просился на свободу с той самой минуты, как Кремер предъявил мне свою бумаженцию, и вот теперь я его выпустил. Я так громко и долго смеялся, что в дверях кухни появился Фриц узнать, что случилось.
Смысла беспокоить Вулфа в оранжерее не было, поэтому я дождался одиннадцати часов, когда он спустился на лифте и вошел в кабинет. В отличие от меня, он никогда не хохочет, однако, увидев оба ордера и выслушав мой красочный рассказ, он позволил себе от души хихикнуть, а в глазах мелькнул огонек. Затем Вулф высказал удовлетворение по поводу своего отсутствия, пояснив, что в противном случае Кремер спустил бы на него всех собак и обвинил бы в подлоге и подстрекательстве. Я согласился с ним.