Предлагаемые главы были записаны мной со слов Ирины Владимировны Одоевцевой у нее дома, в Париже, на улице Касабланка, в 1984–1985 годах. В интервью, которое я взял у писательницы для «Русской мысли» (№ 3538), она, отвечая на первый вопрос, сказала:
«Да, я наконец решила написать третью книгу. Называться она будет „На берегах Леты“, так как, сами понимаете, дальше этих берегов уже ничего не бывает. Эта книга будет преследовать несколько целей. Первая из них – быть как бы справочником, подспорьем в работе для новых поколений литературоведов: ведь на нашу эпоху, несомненно, будет обращено большое внимание в будущем. Я не клянусь, что в моих книгах все передано безошибочно; память, по верному определению Зинаиды Шаховской, не фотографический аппарат. Но порой я прихожу в ужас, читая чьи-нибудь воспоминания и убеждаясь, что память многих – умышленно или нет – парализована.
Я хочу теперь писать о пустяках, жизненных мелочах, – тех частицах, из которых складывается человеческая и творческая судьба; писать обо всем, что было и чего не было. Постараюсь рассеять многие мифы, сложившиеся вокруг известных имен.
Вторая цель – покататься на „машине времени“, без цели и плана, вспоминая всех тех, кого знала в жизни – с самого детства. Об этом просят меня читатели и критики, которым я очень признательна за то, что они исполнили мою просьбу и действительно подарили временное бессмертие, полюбив тех, о ком я писала в предыдущих книгах. Расскажу о детстве, о своей семье (хотя я, должна признаться, не считаю детство самым прекрасным временем жизни), о первых творческих успехах и разочарованиях, о детстве Георгия Иванова, о его семье, о его взаимоотношениях с разными литераторами.
И наконец, третья цель – отблагодарить моих читателей, кто так живо откликнулся на мои книги и кому дорого прошлое русской культуры».
Наши встречи происходили по четвергам. И. Одоевцева заранее обдумывала содержание следующей главы. Это продолжалось до самой ее болезни, а затем отъезда в Ленинград. Дома я редактировал текст, перепечатывал и приносил показать И. Одоевцевой. Она меняла одно-два слова. Работа шла легко и быстро. Свидетелем этих встреч иногда была ближайшая парижская подруга Ирины Владимировны Соня Ардашникова (Иваницкая). Таким образом, предлагаемые тексты – последнее из того, что было создано И. Одоевцевой за ее долгую, покрывшую собой целые эпохи, нарождение и гибель миров, только что оборвавшуюся жизнь.
Нумерация глав условна. Отдельный текст посвящен одному из крупнейших поэтов эмиграции Юрию Одарченко.