Круглолицый увял, да и у меня задрожали поджилки.
Я первым получил снаряжение, координаты отданного мне участка, и пролез в люк. Позади осталась запиравшая его крышка в метр толщиной, я оказался в тесном коридоре, стены которого состояли из множества натыканных под разными углами пластин вроде компьютерных плат, черно-серебристых и зелено-золотых, от взгляда на которые болели глаза.
Я спустился на свой уровень, и тут же обнаружил нарост — черный сталактит в метр высоты и метр толщиной у основания, торчащий из пола. Нажал на спуск растворителя, из раструба зашуршала струя фиолетового газа, и сталактит начал оседать — типа ускоренной съемки сугроба на теплом солнышке. Через пару минут осталась грязная лужа, и я даже через фильтры противогаза ощутил сладковатую вонь.
Сделал шаг дальше по коридору, и тут стена из микросхем справа впереди раскололась, из нее вырвался столб пара. Горячим ударило в лицо, обожгло руки, я отскочил, не удержался на ногах, громыхнул закрепленным на спине баллоном о пол.
Пока вставал, стена вновь стала монолитной, пар исчез.
— Дело швах, — пробормотал я, вставая.
Понятно, зачем сюда отправляют штрафников из свежих наемников — их не жалко, если чего.
Сердце лупило как бешеное, пот тек по спине и по лицу под противогазом, я шагал то медленно, то двигался перебежками — черт знает, откуда придет новая опасность. Поливал черные сталактиты, которые попадались время от времени, то и дело пугливо оглядывался. Новых выхлопов не было, зато пару раз слышал рев шумовых выбросов издалека — если попадешь под такой, то кровь из ушей и мозги превратятся в кашу.
Противогаз в этом случае как перочинный ножик против носорога.
В одном месте по стеночке обошел неровную дыру, из которой торчали провода и шел серый дым. А когда оказался на безопасном месте, из-под подошвы раздался писк, я заорал благим матом и подскочил едва не до потолка.
Из-за резиновой хрени на лице пришлось вытянуть шею, чтобы посмотреть вниз.
На полу сидел один из мелких зверьков, которых на линкоре считали паразитами. Напоминал он кота, только лап было не четыре, а шесть, сам цвета кофе с молоком, и настороженно блестели из густого меха черные глаза.
— Тихо, — сказал я. — Ты же не кусаешься?
Зверек пошевелил круглыми «антеннами» на стебельках, заменявшими ему уши, дернул хвостом, на конце которого красовалась присоска. Когда он открыл рот, то выяснилось — внутри множество игольно-острых зубов, черных, как местный сталактит.
Кусается, да еще как.
Негромко хрюкнув, зверек порскнул мне под ноги — собрался он туда, откуда я только что явился. Зацепился боком за мой ботинок, я от неожиданности дернулся, оперся рукой о колючую горячую стену.