– Да не в буквальном же смысле не можешь! – фыркнула Ева. – Имеется в виду, что это невежливо.
– Ну хорошо, и как же они, в таком случае, добиваются того, чего хотят от окружающих? – осведомился я.
Ева говорила быстро и уже без пауз, но все еще шепотом.
– Обычно они делают намеки, а ты должен их уловить и уважить их, сказав, что тебе самому хочется того же самого.
Тут Ева все же прервалась, сама, кажется, удивляясь тому, как легко ей далось это объяснение механики общепринятой модели социального поведения.
– Когда мама сказала, что ты не любишь драмы, она, по сути, намекнула, что она сама не хочет смотреть драму. А, спрашивая твоего мнения на тему определенного фильма, она подразумевала, что она хочет на него сходить. Ты должен был активно поддержать любой ее выбор. А твой ответ в духе «смотрите, что хотите» она восприняла как уже твой намек на то, что ты конкретно этот фильм смотреть не хочешь.
– В жизни никогда не слышал ничего более сложного и запутанного, – признался я ей.
Ева засмеялась, забралась в постель и обняла меня.
– Это для тебя сложно, – сказала она. – Для нас это все естественно, как для тебя – поведение твоей семьи.
Несмотря на то, что Ева явно уже смягчилась, я все еще был крайне раздражен.
– Но кому от этого лучше? Кому удобно не иметь возможности открыто выражать свои желания? Знать, что окружающие лишь притворяются, утверждая, что хотят того же, чего и ты? Это ведь жутко!
– С какой стати это жутко? Все просто соблюдают правила приличия! – возразила Ева. – Нет, иногда случаются, конечно, недопонимания, но оно того стоит.
– В каком смысле? – поинтересовался я.
Об этом она тоже явно прежде не думала[65]. Подумав пару секунд, она ответила:
– Потому что так мы постоянно выказываем окружающим свою заботу и даем им возможность ответить нам тем же.
– А иначе заботу никак не проявить, да? – проворчал я. – Нельзя просто сказать «я тебя люблю», или что-нибудь еще в том же роде?
– Нет! – рассмеялась Ева. – Гораздо приятнее, когда заботу проявляют постоянно, раз за разом.
– Заевшая пластинка любви, – метафорично подытожил я с горечью, а потом вдруг проникся сам. – Мне бы хотелось постоянно выказывать тебе свою заботу, – заявил я. – Мне непонятны все эти сложные способы делать это не напрямую, но…
– Я знаю, – вздохнула Ева.
– Ты шикарный переводчик с моего языка на человеческий, – сообщил я. После этих слов у меня словно случилась какая-то внутренняя истерика. Раньше я всегда лишь закатывал глаза при виде людей, старавшихся понравиться окружающим и надевающих для каждого случая подходящую маску, и гордился тем, что сам никаких масок не ношу. Однако далеко не все имели физическую возможность жить так, как я. Для большинства людей такая ротация личностей была вовсе не прихотью, а жизненной необходимостью. Это не говоря уже о том, что мне ведь и впрямь требовался переводчик на человеческий язык. Кто знает, сколько раз за мою жизнь другие, выманив меня из компании под тем или иным предлогом, заглаживали в мое отсутствие негативное впечатление, которое я произвел? Я лежал и смотрел, как Ева обдумывает свежеопределенную должность не только моей девушки, но и моего личного переводчика.