– Конечно, не веришь. Но ты ни в чем не виноват, Бобби Бёрджесс.
Боб посмотрел на бурлящую реку, на каменные глыбы, застывшие на берегу. Все было ненастоящим, искаженным, безмолвным. Даже шум реки пропал, как будто Боб с головой ушел под воду и все звуки стали глухими.
– Почему ты говоришь это именно сейчас? – спросил он, по-прежнему глядя вниз, на реку и пустой двор.
– Потому что больше не могу молчать.
– Прошло пятьдесят лет, и ты вдруг больше не можешь молчать? Чушь какая-то. Я тебе не верю. Уж извини, нашел время распускать сопли! Мы здесь, чтобы помочь Сьюзан. У нас и без твоих истерик забот хватает. Господи, Джимми, приди в себя!
Братья теперь стояли лицом к лицу под буйным ледяным ветром. Джим больше не плакал. Он выглядел бледным, больным и старым.
– Ты ведь шутишь? – спросил Боб. – Это ведь у тебя такие шутки охренительно смешные? Ты меня правда напугал.
– Я не шучу.
Джим съехал спиной по стене, осел на цементный пол. Локти лежали на согнутых коленях, кисти рук безвольно повисли.
– Знаешь, каково это? – Он взглянул на Боба снизу вверх. – Каково смотреть, как идут годы, а ты никак не можешь заставить себя признаться. В детстве я все думал: скажу сегодня же. Вот приду домой из школы и прямо так и скажу все маме. Подростком думал, что напишу письмо и подброшу маме, перед тем как уйти в школу, чтобы дать ей время переварить новость. И в Гарварде не раз собирался отправить ей письмо. Но бывали дни, много дней, когда я думал – нет, это сделал не я. – Джим пожал плечами, вытянул ноги. – Вот просто не я, и все.
– Это сделал не ты.
– Господи, ты уймешься? – Джим подтянул колени к груди, поднял глаза на брата. – Я тебя умоляю. Помнишь, что я сказал в тот день, когда мы узнали про выходку Зака? Я сказал, что он должен прийти с повинной. Бёрджессы не бегают от властей. Мы отвечаем за свои поступки. Вот что я сказал. Ты представляешь?
Боб молчал. Он снова слышал окружающие звуки, шум водопадов, с которых обрушивался речной поток. А потом в комнате зазвонил телефон, и Боб поспешил туда, зацепившись ногой за порог.
Сьюзан рыдала в трубку.
– Погоди, Сьюзи, я ничего не разберу.
Джим отобрал у Боба телефон, приложил к уху – вновь прежний, привыкший руководить.
– Сьюзан, помедленней.
Он закивал, посмотрел на Боба, поднял вверх большой палец.
Зак был в Швеции у отца. Он только что позвонил оттуда Сьюзан. Отец разрешил оставаться у него сколько угодно. Сьюзан не могла сдержать рыданий, она-то уже считала сына погибшим.
Когда братья вернулись в дом, даже у миссис Дринкуотер щеки блестели от слез. Старушка, в фартуке поверх халата, хлопотала на кухне.