– Джим, сядь, – велела она.
Муж ее бродил кругами: то рассматривал зеленые розетки хосты или побеги лилий (хотя его никогда не волновало, что растет в саду), то прислонялся к колонне под нависающей террасой, а один раз даже зачем-то ушел в дом и вернулся с пустыми руками.
Хелен казалось, что она никогда в жизни не была так зла. Здесь и сейчас происходило что-то очень, очень неправильное, она не знала, что именно, но могла сказать одно: никто и не пытается как-то помочь делу, и почему-то из четверых взрослых людей именно она должна стараться поддержать разговор. Легче всего было обвинять во всем Сьюзан, и Хелен так и делала. Сутулость золовки, ее бесформенная дешевая водолазка в катышках по низу – они наводили на Хелен тоску и вызывали приливы жалости, и все это бурлило у нее внутри, и голова шла кругом от такого многослойного гнева.
– Джим, ты сядешь? – повторила она.
Джим бросил на нее озадаченный взгляд, как будто его удивила резкость ее тона.
– Сейчас, только за пивом схожу. – И он снова скрылся в доме.
Ветви деревца над головой Хелен были усыпаны мелкими зелеными сливами.
– Вы только посмотрите, сколько в этом году слив. А прошлым летом почти не было. С фруктовыми деревьями всегда так, год на год не приходится. Вот радость местным белкам, будут животы набивать.
Близнецы со скамьи глядели на нее без всякого выражения. Боб из вежливости отхлебнул газировки; брови у него были приподняты, на лице застыла покорность судьбе. Сьюзан тоже поднесла к губам стакан и отвела взгляд от Хелен, словно говоря: я не слушаю тебя, Хелен, меня бесят твой огромный дом и дурацкий клочок земли, который ты называешь садом, твоя здоровенная гардеробная и здоровенный гриль, ты просто богатая потребительница из Коннектикута, материалистка современного мира.
Хелен читала все это на лице у Сьюзан, и на ум ей пришло слово «деревенщина». Она вдруг ощутила сильнейшую усталость. Хелен не хотела называть Сьюзан деревенщиной, не хотела быть такой злобной, не хотела, чтобы в голове у нее вертелись такие оскорбительные слова, – и как только об этом подумала, в мыслях тут же возникло слово «ниггер». Такое уже случалось раньше. Ниггер, ниггер, ниггер, как будто ее разум страдает синдромом Туретта и повторяет ужасные слова, не в силах остановиться.
– Вы их едите? – спросил Боб.
За спиной у Хелен открылась дверь, и вышел Джим с бутылкой пива.
– Кого, белок? – переспросил он, подтянув к себе садовый стул. – На гриле жарим.
– Сливы. Вы эти сливы едите?
– Нет, они слишком горькие, – ответила Хелен.
Она думала: я не обязана их развлекать. Хотя, конечно, на самом деле именно обязана.