Джим утер лоб и снова встал в позицию для очередного удара несуществующей клюшкой. Дверь на террасу была приоткрыта, и Хелен прошла закрыть ее – мимо него и мимо вазы с лимонами.
– Видела? Вот как надо! – Джим вытер лицо рубашкой, в которой ходил играть. – Так вот, говорю этому херу, раз уж вы так держитесь за смертную казнь, первый признак осквернения цивилизованного общества бесчеловечным варварством, почему бы вам не научить своих неандертальцев-палачей хотя бы в вену попадать?! А не колоть свою адскую смесь в мышцу, как тому несчастному ублюдку, который лежал и мучился полчаса?! Кстати, знаешь, на чем этот хер специализируется? Он дерматолог. Делает подтяжки лица и зада. Я пошел в душ.[4]
– Джим, звонил Боб.
Джим остановился на полпути в ванную.
– Зак вышел на работу. За него внесли двести долларов залога. Сьюзан тоже на работе. Очередь Зака на предъявление обвинения подойдет не раньше, чем через несколько недель. И еще Боб сказал, что Чарли Тиббеттс сумел получить какую-то справку. Вроде бы так. Извини, эту часть я не поняла.
Хелен выдвинула ящик комода, чтобы показать Джиму сувениры, которые пошлет детям.
– Тамошние порядки. Обвинения предъявляются по расписанию. Зак должен присутствовать?
– Не знаю. Вроде нет.
– Какой у Боба был голос?
– Да как обычно.
– Что значит «как обычно»?
Джим спросил это таким тоном, что Хелен закрыла ящик и обернулась:
– Я не понимаю вопроса. Ты хотел знать, какой у Боба был голос, я ответила. Какой обычно. Такой, какой обычно голос у Боба.
– Милая, ты меня сейчас с ума сведешь. Я пытаюсь понять, что у них там происходит в этой чертовой дыре, и твое «как обычно» мне ничуть не помогает. Какой, по твоему мнению, обычно голос у Боба? Радостный? Серьезный?
– Не надо устраивать мне перекрестный допрос. Ты там играл в гольф в свое удовольствие, а меня бросил в компании старой брюзги Дороти, которая заставила меня читать про лагеря беженцев в Кении, а это совсем не веселое занятие, не в пример гольфу. А потом зазвонил мой – мой! – телефон, Пятая симфония Бетховена, дети поставили мне ее на звонки от Боба, так что я сразу поняла, что это он. Он знал, что тебя лучше не трогать, и позвонил мне, как будто я твоя секретарша!
Джим сел на кровать и уставился на ковер. Хелен знала этот его взгляд. Они с Джимом были женаты много лет. Он редко сердился на жену, и она это очень ценила, считая доказательством уважения. Но такой вот взгляд означал, что Джим пытается сохранить самообладание, столкнувшись с ее глупостью, и мириться с этим ей было не так-то просто.