Теперь дни ее вращались вокруг дома, сыновей, частной школы, мужа по имени Тед – он возглавлял отделение большой фармацевтической компании в Нью-Джерси и каждый день ездил туда из Нью-Йорка, – вокруг работы два дня в неделю и светских мероприятий, ради которых приходилось то и дело отправлять одежду в химчистку. И на Пэм частенько нападала тоска. Почему? Она сама не знала, и ей было от этого стыдно.
Она выпила еще вина, оглянулась – и вот он, ее милый Боб, шагает к ней, похожий на большого сенбернара. Не хватало лишь ошейника с деревянной флягой виски, и можно было бы отправлять его выкапывать заблудившихся путников из осенних листьев. О Бобби!
– Казалось бы, – доверительно прошептала Пэм, кивая в сторону немцев, которые лишь теперь перестали маячить у нее над душой, – развязав две мировые войны, они могли бы стать менее настырными.
– Чушь собачья, – любезно ответил Боб, медленно крутя виски в бокале. – Мы начали много войн, но настырными так и остались.
– Это уж точно. Ты вчера вернулся? Выкладывай.
Склонив к нему голову, Пэм внимательно слушала, перенесясь назад в городок Ширли-Фоллз, где не была много лет. «Ох, Бобби», – то и дело повторяла она.
Наконец она выпрямилась.
– Боже мой… – Пэм жестом попросила бармена повторить. – Так, ладно. Во-первых, позволь задать глупый вопрос. Зачем он это сделал?
– Хороший вопрос. – Боб кивнул. – Парень так удивлен последовавшей реакцией… В общем, понятия не имею.
Пэм заправила локон за ухо.
– Ясно. Во-вторых, ему необходимо лечение. Говоришь, он плачет один у себя в комнате? Это клинический симптом, надо что-то делать. И в-третьих, нахер Джима. – Тед не любил, чтобы Пэм при нем материлась, и теперь она с удовольствием выпалила бранное слово, как уверенно поданный теннисный мяч. – Просто. Пошли. Его. Нахер. Я бы сказала, что процесс над Уолли Пэкером его испортил, но он ведь и раньше был мудаком.
– Ты права.
Никому другому Боб не позволил бы так отзываться о Джиме, но Пэм имела на это право. Пэм была ему родным человеком, самым старым другом.
– Ты что, в самом деле щелкаешь пальцами, чтобы подозвать бармена?
– Расслабься, я ему просто помахала. Ты пойдешь на эту демонстрацию?
– Пока не знаю. Я волнуюсь за Зака. Сьюзан говорит, он насмерть перепугался в камере, а ведь она даже не знает, как выглядит камера. Думаю, я бы сам помер со страху, а если ты посмотришь на Зака, то сразу поймешь, что он к тюремной жизни еще менее приспособлен.
Боб выпил виски, запрокинув голову. Пэм постучала пальцем по барной стойке.
– Стоп, так его что, посадить могут?