– Ему не нужно будет присутствовать на предъявлении обвинения, которое отложили аж до третьего ноября. Чарли заявил, что его клиент не признает себя виновным, добился, чтобы дело передали в высший суд, и попросил присяжных. Чарли не промах.
– Ну да. Я с ним говорил. – Боб помолчал. – Зак плачет один у себя в комнате.
– Господи… – вздохнула Хелен.
Джим посмотрел на брата:
– А ты откуда знаешь?
– Мне сказала старушка, которая снимает у Сьюзан комнату наверху. Говорит, слышала, как он плачет.
Джим изменился в лице, его глаза будто стали меньше.
– Она могла ошибиться, – добавил Боб. – Она вообще немного странная.
– Конечно, могла, – согласилась Хелен. – Джим, что ты будешь есть?
– Я верну машину, – пообещал Боб. – Полечу туда самолетом и пригоню ее. Когда она вам понадобится?
– Как только у тебя появится свободное время, а этого добра у тебя с избытком. Хорошо, что у бесплатной юридической помощи такой влиятельный профсоюз. Пять недель отпуска, да и не сказать чтобы на работе вы особо напрягались.
– Неправда, Джим, – тихо возразил Боб. – У нас работают очень хорошие люди.
– Тебе машет бармен. Иди уже пей свое пиво. – Голос Джима звучал снисходительно.
Боб вернулся к барной стойке. Вечер был испорчен. Он тупица, и даже Хелен на него сердита. Он поехал в Мэн и не сделал ничего полезного – выставил себя полным идиотом, поддался панике и бросил там машину. Он представил себе мощную и грациозную фигуру Элейн, то, как она сидит в своем кабинете с фиговым деревцем и терпеливо объясняет про самовоспроизведение реакции на травму, про то, что он проявляет склонность к мазохизму, подсознательно ожидая наказания за содеянное, будучи ни в чем не повинным ребенком. Посмотрев в зеркало, он встретился взглядом с рыжим вдовцом, и тот кивнул ему. Боб увидел в его глазах безмолвное узнавание одного виноватого человека другим. Рыжий сам купил жене велосипед и сам предложил покататься тем утром. Боб ответил ему кивком и отхлебнул пива.
* * *
Пэм сидела в своем любимом салоне красоты в Верхнем Ист-Сайде и, глядя на голову кореянки, склонившейся над ее ступнями, как всегда, беспокоилась, хорошо ли простерилизованы инструменты. Один раз подцепишь грибок, потом сто лет не выведешь. Ее привычный мастер, Мия, сегодня не работала, а кореянка, которая сейчас аккуратно скребла пятки Пэм, совсем не говорила по-английски. Пэм пробовала объясняться жестами, указывала на металлический ящик с пилками и ножницами и спрашивала чересчур громко: «Чистые? Да?» Потом наконец выдохнула и погрузилась в мысли. В последнее время она много думала о своей жизни в семье Бёрджессов.